Вельвиль Мирочник, в прошлом главный онколог Калининградской области, в настоящем хирург-онколог высшей категории и Заслуженный врач России, рассказывает шеф-редактору «Дворника» Александру Адерихину, почему у нас больше нет областной онкологической службы.

- Почему клетки «сходят» с ума и начинают конфликтовать с другими, здоровыми клетками?
- Природа перерождения клетки объясняется целой совокупностью причин. Но почему здоровая клетка становится больной под воздействием совокупности этих причин, сегодня не знает никто. В системе происходит сбой, и клетка становится имбецильной. Поломка может происходить где-то на уровне генов. В результате клетка перестаёт «работать» и начинает жить только ради себя - есть, пить, оставлять продукты жизнедеятельности. Клетка становится растительной, она уже не контролируется нервной системой. Если хотите, клетка не достигает половой зрелости, не становится взрослой. И такие клетки очень агрессивны, они забирают питание у здоровых клеток, стремясь уничтожить своего «хозяина». Просто больная клетка «не думает» о том, что, стремясь уничтожить своего «хозяина», она уничтожает и саму себя...
- Онкология - достаточно серьёзная проблема для Калинин¬градской области. Улучшит ли ситуацию реформа областной онкологической службы?
- По моему мнению, такая реформа - ошибка на грани преступления. С моей точки зрения это недопустимо. Развалить службу легко, а вот создать можно будет только с большими трудностями. Время покажет, но то, что усилиями министерства здравоохранения области фактически ликвидирован онкологический диспансер, а больные «разбросаны» по соответствующим отделениям областной больницы, ни к чему хорошему не приведёт.
Мы были единственным медицинским учреждением в области, где больных принимали без направления. И куда местные врачи должны были посылать пациентов с подозрением на онкологию. Сейчас введено так называемое подушевое финансирование здравоохранения. Другими словами, чем меньше больных врач отправит за пределы своей поликлиники или больницы, тем больше денег останется у него. Больше зарплата, больше возможностей для улучшения условий работы и так далее. Районы и раньше пытались не посылать больных с подозрением на онкологию на консультацию ни к нам, ни в областную больницу. А что значит, если пациента с подозрением на онкологию не направили вовремя на консультацию? Потом мы можем только задавать вопросы врачу, почему он этого не сделал...
- Насколько я знаю, вопрос об улучшении условий работы онкологической службы области ставился и вами в том числе.
- Об улучшении - да. Собственно, о том, чтобы улучшить онкологическую службу области, говорили уже лет тридцать. О том, что службу надо расширять, что онкологическому диспансеру нужно другое здание и так далее. В своё время обсуждалась даже возможность передать онкологической службе здание медсанчасти номер один. Для нас это был бы идеальный вариант. Более того, в первой медсанчасти уже располагалось одно из отделений онкологического диспансера. Мы даже ремонт там сделали за счёт средств диспансера. Но потом от нас потребовали отделение перенести...
- Куда перенести?
- Обратно в онкодиспансер. За счёт сокращения хирургических коек. При этом от нас постоянно требовали улучшения условий содержания больных. Мы начинали с 250 коек, а закончили 90 койками, расположенными на тех же площадях. Условия содержания улучшились. Но дело в том, что по нормативам количество коек определяет количество хирургов, анастезиологов, радиологов и других специалистов. Также определяется количество операционных столов и другого оборудования. Мы улучшили условия содержания больных, но у нас остался один операционный стол. Соответственно, мы стали меньше оперировать. Если раньше у нас было до трёх тысяч операций в год, то потом мы стали делать 900 операций в год. И не потому, что наши хирурги не хотели работать. Просто у них не было соответствующих условий.
- Ваши оппоненты утверждают, что в областной больнице и так лечили до 80% всех операций по онкологии...
- Это - неправда. Нет там такого количества больных. Я просматривал наши последние годовые отчёты, в которых зафиксировано, откуда пришёл больной, кем и где наблюдался, как его лечили. Поэтому могу уверенно сказать, что основная масса онкологических больных лечилась в диспансере. При этом надо учитывать специфику и менталитет. Сейчас из всех онкологических патологий номер один - маммология, рак молочной железы. Мы оперировали 10, 12, а иногда и 30 больных женщин в месяц. Сейчас маммологию «добавили» торакальному отделению областной больницы. Это отделение занимается лечением сложных заболеваний лёгких, пищевода и так далее. Работы у специалистов этого отделения более чем достаточно. В этом отделении есть хирург, бывший онколог, который может проводить такие операции, и после расформирования диспансера пришёл ещё один хирург. Будут ли они справляться? Они утверждают, что да. Но они не будут успевать физически. И если они будут заниматься маммологией, то просто не успеют уделить внимание «своим» больным.
А количество онкологических больных растёт. К тому же мы по-другому, значит, более тщательно наблюдали своих больных. Больной после неонкологической операции и чувствует себя по-другому. Если всё прошло хорошо, то он так и чувствует себя. Ну а начнётся, не дай Бог, например, спаечная болезнь, начнутся боли, и пациент сам придёт к врачу. Послеоперационные больные онкологического профиля требуют другого подхода к наблюдению. Они всегда под угрозой. Сколько я работал в онкодиспансере, все больные аккуратно наблюдались. И если больной забывал пройти вовремя обследование, мы ему специальным письмом напоминали о необходимости показаться наблюдающему врачу. Это приносило свои результаты. Больные получали помощь. По показаниям выживаемости мы были не хуже российских показателей. А по некоторым позициям даже лучше.
- Были?
- Да, были. Выступая в СМИ, главный врач областной больницы сказал, что они каждого больного будут наблюдать. Это блеф. У меня только что была пациентка, прооперированая по поводу онкологии в областной больнице. Наблюдения никто не ведёт. Ей сказали, что ей надо делать рентген раз в полгода. К сведению: у нас, в онкологическом диспансере, все больные на первом году лечения наблюдались специалистами каждые три месяца как минимум. Второй год - два раза в год, если всё благополучно и так далее.
- Но в областном минздраве говорят, что на территории областной больницы скоро будет построен специальный новый онкологический корпус, что значительно улучшит ситуацию.
- Да, говорят. Кстати, строительство такого корпуса на территории областной больницы - моя идея.
- Почему тогда вы сегодня против?!
- Потому что вначале надо было его построить, а потом уже переводить в областную больницу онкологическую службу. Если бы такой корпус был построен и мне предложили там оперировать - с удовольствием пошёл бы. Но, к сожалению, мы имеем сегодня какой-то непонятный зуд реформ. Реформы ради реформы. Здравый смысл подсказывает мне, что до того, как ликвидировать родильные дома, надо было бы построить перинатальный центр и дать ему пять лет поработать. А потом уже смотреть, где нужен родильный дом, а где достаточно большого количества машин «скорой помощи», чтобы минут за тридцать доставить роженицу в центр. При этом надо понимать, что у нас за дороги и какие пробки в городе. Представьте себе хирурга, который во время операции вначале режет, а потом смотрит, что из этого получилось, вместо того чтобы вначале просчитать возможные последствия. Некоторые реформы в Калининграде выглядят именно так. При этом реформаторы не учитывают интересы больных. У чиновников какие-то свои критерии оценки. Ведь один из визитов Елены Клюйковой в диспансер закончился тем, что больные, пообщавшись с ней, написали заявление в прокуратуру. Она им нахамила. Сказала во время своего визита, что возмущаться не надо, потому что у больных может возникнуть рак мозга или рак глаза, например, и куда тогда? Мне больные сами об этом рассказывали. Например, о том, что во время разговора с больными Елена Клюйкова жевала жевательную резинку. Больные её тогда спросили: а вы думаете, вы всегда будете здоровой? «Мы тоже, - сказали ей больные, - ещё вчера нормально себя чувствовали, ходили на работу, а сегодня уже прооперированы».
К сожалению, онкодиспансеру действительно не хватало мощностей, чтобы работать со всеми локализациями. И передача нам медсанчасти могла бы решить многие проблемы. Тем более что рядом расположена детская областная больница. Дети ведь тоже заболевают. Мы могли бы более эффективно работать вместе со специалистами детской больницы и использовать в интересах маленьких пациентов и наше оборудование детской областной. Был период, когда чуть ли не каждая планёрка в правительстве начиналась с вопроса, а что можно сделать для онкодиспансера? Какое здание отдать, и так далее. Был даже проект переезда нас в здание медсанчасти номер один. Потом решили, что рядом с детской больницей нельзя размещать наши радиологические «пушки». На самом деле «пушки» здесь ни при чём. Нам никто не дал бы закопать наши «пушки» просто так, без соблюдения жёстких норм безопасности. Рядом с медсанчастью располагается несколько роскошных особняков, владельцы которых были против такого соседства. Думаю, что дети здесь ни при чём. И думаю, что в здании бывшего онкологического диспансера на Иванникова не долго просуществуют два оставшихся там отделения.
- А что там будет?
- А откуда я знаю? Но уж больно аппетитное здание в центре города.
- Но здание является памятником архитектуры и охраняется государством? Там даже табличка на фасаде висела.
- После ремонта здания диспансера эта табличка со стены пропала.