Мир юридический и мир реальный: интервью с калининградским адвокатом Виктором Дорохиным
Сегодня Виктор Иванович Дорохин ездит на BMW Х5, отдыхает с семьёй в Испании, а его сосед по дому — Феликс Лапин. Сегодня Виктор Иванович Дорохин, известный калининградский адвокат по уголовным делам, с трудом и по большой дружбе находит в своём плотном графике «окно», чтобы дать интервью уважаемой им газете «Дворник».
Мы живём в правовом государстве?
По моему глубокому убеждению — да. По крайней мере сегодня есть страх перед наказанием. Пусть в мозжечке, но этот страх есть сегодня у большинства. За 18 лет адвокатской практики я много общался с ворами. Каким бы ни был вор, он всегда понимает, что рано или поздно его накажут.
Ну есть ещё «параллельное» правосудие, представители которого «по справедливости» «решают вопросы».
Бандиты? Их времена уже прошли. Сегодня времена правоохранительной системы, как бы мы к ней ни относились.
Ты часто защищаешь людей, виновность которых не вызывает у тебя сомнений?
Да, регулярно! Странный вопрос адвокату...
Как-то один мой знакомый сотрудник милиции назвал тебя «бандитским адвокатом». Как ты к этому относишься?
Я — адвокат по уголовным делам. Это моя специализация. И не секрет, что я защищал практически всю нашу криминальную элиту. Это очень специфические клиенты. Живут по своим законам, по своим представлениям о том, что хорошо, что плохо. Но если я их защищаю, это не значит, что я принимаю их ценности. Здесь очень важно выдержать дистанцию. Я прекрасно понимаю, что я для них чужой и что меня просто наняли для выполнения определённой работы. И попробуй я сделать это работу плохо! В молодости, конечно, была эйфория от таких знакомств. Такие связи, такие контакты! Я неоднократно бывал на переговорах, которые имели откровенный подтекст «разборок». Но потом начинаешь понимать, что ты для них — просто очередной адвокат. И в соответствии со своими представлениями они могут сделать с тобой всё, что угодно, вплоть до физической расправы, если ты не сделаешь так, как они хотят.
Можешь назвать, кого из представителей криминальной элиты тебе пришлось защищать?
Моими клиентами в разные времена были Сазонов, Слава Николаев, член челябинской банды Митрофанов, на счёту которой 26 нападений на инкассаторов и несколько убийств, Клаузер, общий стаж отсидки которого составил 27 лет, и другие.
Ты также защищал так называемых «автооткатчиков». Они хорошо платили?
Вопрос гонорара для адвоката один из самых сложных. Всегда хочется больше.
А есть клиенты, которых ты взялся бы защищать бесплатно?
Их не так мало. Это знакомые и родные. Или друзья знакомых и родных. Вот сейчас, по просьбе Владимира Никитина, бывшего спикера областной думы, представляю интересы потерпевшего в одном очень странном деле. Близкий родственник моего клиента, человек уже в возрасте. Никогда не жаловался на здоровье, активно занимался спортом и закаливанием. Познакомился через электронную систему «Сваха» с некой женщиной. Они съехались. И вдруг родственник моего клиента без видимых причин начал чахнуть прямо на глазах. В конце концов он умер, за три месяца до смерти переписав свою квартиру на женщину, с которой он познакомился через «Сваху». Пока я ничего не могу конкретно утверждать, но у меня в практике уже был случай, когда пожилого человека, нашедшего себе «спутницу» через брачное агентство, подпаивали психотропными препаратами. Как-то ко мне обратилась клиентка, и нам удалось вытащить её отца из подобной ситуации. Отвезли его к внучке. Он рассказывал, как его поили каким-то препаратом. В конце концов он тоже умер. Эти знакомства через Интернет — страшные штуки!
Ты говорил о том, как важно для адвоката по уголовным делам держать дистанцию в отношениях с клиентом...
Это важно, но жизнь есть жизнь. Есть семейные пары, которые практически родились в СИЗО. Она была адвокатом, а он — её подзащитным. Я не говорю уже, что была информация о том, что два адвоката вступали в... сексуальные контакты со своими клиентами прямо в Следственном изоляторе. Людям потом пришлось уйти из Областной коллегии адвокатов. Жизнь есть жизнь. Даже в СИЗО.
Суды присяжных — это хорошо или плохо?
Для адвоката, умеющего говорить, хорошо. Для общества в целом — плохо. Очень много оправдательных приговоров. А ведь рассматриваются тяжкие и особо тяжкие преступления. Суды присяжных предъявляют новые требования к адвокатам. Если судьи-профессионалы всегда выслушивают подсудимых, часто очень эмоционально выступающих, но решения выносят на основании фактов, то в судах присяжных другая картина. Я как-то посмотрел выступления перед судами присяжных известных российских адвокатов, Плевако и Кони. Красноречие, эмоции, призывы к присяжным посмотреть подсудимому, отцу скольких-то там детей, в глаза и так далее. Эмоций очень много, а вот непосредственно юриспруденции в этих выступлениях — очень мало. В наших районных судах Плевако и Кони с такой стратегией добились бы немногого.
Будем откровенны, качество следствия сейчас слабое, профессионалов в следствии практически не осталось. И если максимально строго следовать букве закона, то процентов восемьдесят всех уголовных дел должно разваливаться в судах. А тут ещё суды присяжных! Посмотрите в глаза этого человека, сидящего на скамье подсудимых! Он — не преступник. Он жертва. Жертва обстоятельств. Ну и так далее... Хороший адвокат всегда должен быть немного актёром. А в судах присяжных — тем более. Хотя любой уголовный процесс — всегда немножечко спектакль. Поэтому хорошие адвокаты дают своим клиентам в том числе и рекомендации, как одеться на суд.
А как надо одеваться на суд?
Особенно это важно, если судья — женщина. Не надо приходить на процесс в мятых «трениках» и пропотелой майке. Обязательно надо побриться. Ну и так далее.
И это работает?
Когда «светит» срок или пять, или десять, всё работает.
Ты лично знаком со многими людьми в криминальном мире, которых принято называть серьёзными. Ты чувствуешь себя защищённым от криминала? У тебя машину, например, угоняли?
Когда на эстакадном мосту ночью грабили моего коллегу-адвоката, он честно сказал грабителям, кого они грабят. Грабители его просто послали и сказали, что им всё равно, кого грабить. Защищённым от криминала у нас себя может чувствовать только один человек — президент. И только потому, что его очень хорошо охраняют. У меня на лбу не написано, что я адвокат по уголовным делам, и на машине моей не написано, что это машина адвоката Дорохина. И в момент ограбления не скажешь преступникам: минуточку, я только сделаю один телефонный звонок... К тому же всегда есть люди, которые недовольны адвокатами, а особенно в той среде. Я чувствую себя в каких-то ситуациях уверенно, потому что знаю, что можно говорить, а что нельзя. Ну и физически я считаю себя подготовленным. Всё-таки в морской пехоте служил и сейчас спортом занимаюсь. Но машину у меня ни разу не угоняли.
Люди всегда говорят своим адвокатам правду?
В процентах пятидесяти не говорят всей правды. Человеку свойственно защищать себя, в своих собственных глазах он никогда не будет плохим, какое бы преступление он ни совершил. А убедить родственников в том, что их сын, муж, зять, брат совершил преступление, практически невозможно. Они сразу начинают рассказывать, как он мальчишкой коклюшем болел и соседке помогал авоську с картошкой на пятый этаж дотащить. А тут — суд, клетка, СИЗО, обвинение. Я знал одного молодого человека из интеллигентнейшей семьи. Приличный молодой человек, но понравилось ему играть в казино. Играл, играл, приличный молодой человек, и проигрался. Взял пистолет и пошёл эти самые казино, где его прекрасно знали, грабить. Взяли его в казино «Ванда», третьем по счёту, которое он успел ограбить, дали ему восемь лет лишения свободы.
Есть в твоей практике дела, откровенно тобой проигранные?
Известный хирург Михаил Амосов сказал: чтобы стать хорошим хирургом, придётся «зарезать» несколько человек. Это неизбежно. Но встречаются дела, настолько грамотно расследованные, что адвокат просто бессилен. Например, дела, расследуемые Генеральной прокуратурой. Я принимал участие в так называемом деле о «пластиковых карточках», когда в Калининграде при помощи поддельной пластиковой карты четыре дагестанца и два литовца, что называется, ни в чём себе не отказывали. В магазине «Империя мехов» они решили купить женскую шубу стоимостью пять тысяч евро. Расплачивались картой.
Девушка-продавец засомневалась: карта выписана на русскую фамилию, а перед ней стоял откровенный южанин. Позвонила в банк. В банке её сомнения подтвердили. Покупателей задержала милиция. Вместе с машиной, забитой дорогим алкоголем, покупателей шубы доставили в Балтийский отдел милиции. Там они «договорились». Их отпустили, а машину оставили. И всё было бы тихо, если бы не бдительные граждане, которые позвонили в Управление собственной безопасности областного УВД и сообщили, что в Балтийском РОВД стоит опечатанная машина, к которой подходят милиционеры и берут оттуда бутылки. УСБ провела проверку, и в аэропорту одного из «покупателей» задержали. Второму, непосредственно предъявлявшему карточку, повезло. Его фамилию в аэропорт передали с ошибкой, и ему удалось улететь. Я защищал того, которого задержали. Удалось убедить суд, что мой клиент не виновен.
Он просто стоял в стороне. Его выпустили. За гонораром меня пригласили в Москву. Однако, когда я прилетел, меня никто не встретил, а телефон моего клиента был выключен. Вскоре выяснилось, что мой клиент в «Лефортово». Его задержало ФСБ за попытку продажи двух миллионов фальшивых долларов. Вместе с моим клиентом задержали также и депутата Народного собрания Дагестана. Два миллиона долларов были отпечатаны где-то в Чечне, в лагерях Хаттаба. Доллары хотели купить за миллион настоящих два московских банкира, роскошно одетых, приезжавших на встречи на «Лексусе» последней модели и имевших роскошные кабинеты в одном из московских банков. Банкиры оказались офицерами ФСБ. Это была блестящая операция, профессионализм всегда вызывает у меня уважение. Среди вещдоков — 10 видеокассет и около 28 аудио. Материалы следствия, которое вела Генеральная прокуратура, — безупречны. Я в самом процессе не принимал участия. Посчитал, что моё участие не привело бы к желаемому результату. А известный московский адвокат, входящий, наверное, в пятёрку лучших московских адвокатов, не сумел убедить суд в невиновности подзащитного. Восемь лет получил мой клиент...
Адвокат один выступает против целой системы. Против оперативников, следователей, прокуроров и так далее. Тяжело противостоять системе?
Системе противостоять очень опасно, дело Ходорковского тому пример. Но это просто необходимо. Даже «по мелочам». Нас как-то с моим коллегой, адвокатом Х., в милицию забрали.
?!
Из бани мы возвращались. Несколько лет назад это было. Хорошо там посидели, пивка выпили, потом в кафе граммов по двести водки. Адвокат Х. сына недавно женил, так что повод был. Вышли из кафе, и тут возле нас остановилась машина патрульно-постовой службы. Ну очень грубо с нами разговаривали. Конечно, можно было показать «корочки», и инцидент был бы исчерпан. Но мы пошли на эксперимент. Сделали милиционерам замечание и предложили вести себя повежливей. В результате нас привезли в Ленинградский отдел. В тот день в отделе не оказалось ни одного нашего знакомого. Продержали нас до шести часов утра. После того как нас выпустили, мы с коллегой Х. написали... заявления на милиционеров в суд. Вспомнили им всё. Например, запись в протоколе, что мы находились на улице в виде, оскорбляющем человеческое достоинство. По закону они должны были расшифровать, в чём именно заключалось оскорбление нами человеческого достоинства. Например, горланили песни, валялись, плевались в прохожих и так далее. В протоколе расшифровки не было. Судья обратила внимание, что в протоколе коллега Х. написал свои объяснения так, что буквы за строчки выскакивают. Коллега Х. обратил внимание судьи на другую свою запись в протоколе, в которой указывал, что он без очков, поэтому и почерк такой нетвёрдый. Видел бы ты этих ППСников в суде. Совсем другие люди. Мне их даже жалко стало. Один из них на юрфаке учился, на заочном отделении. Ну я в университет даже позвонил. А потом... провели мы с коллегой Х. с ними беседу, пообещали они нам, что больше не будут, ну и оставили мы их в покое...
Ты им поверил?
Не знаю. Знаю только, что в последнее время всё чаще к нам за помощью обращаются потерпевшие. Люди не уверены, что смогут в суде отстоять свои права. Хотя это должна делать прокуратура, да и вся правоохранительная система... Вот такая вот тенденция.
Александр АДЕРИХИН
(Нет голосов) |