Советские мозаики, вероятно, самые неочевидные достопримечательности Калининградской области, однако именно их сохранением занимается команда «Наследие Стен» Евгения Мосиенко. Интерес к ним у общественника-экскурсовода появился через исследование истории промышленной архитектуры региона, советского брутализма и монументального искусства (этому он посвятил свой телеграм-канал «Культурная индустриализация»). О том, как любитель тяжёлой музыки стал дипломированным гидом и экспертом в области истории архитектуры, Евгений рассказал «Новому Калининграду».


— Евгений, в этом году исполняется 10 лет твоему проекту. Знаю, что первую велоэкскурсию ты провёл в 2015 году. Почему ты взялся за экскурсии?

— Я работал на разных работах. Они не приносили мне такого духовного насыщения и самоудовлетворения. В основном это была физическая работа: я собирал мебель, работал продавцом-консультантом, в рекламе. Это давало опыт коммуникации с людьми, навыки ремесленные, но в этих отраслях в дальнейшем я себя не видел. Однажды я подумал о том, чем бы мне хотелось заниматься, чтобы получать не только материальные ресурсы, но ещё и удовольствие. По-моему, я как раз ехал в тот момент на велике. На велосипеде я езжу всю жизнь и получаю от этого удовольствие.

— И ты не один такой.

— Да. И «Яндекс.Доставки» тогда ещё не было никакой, ха-ха. К тому же я увлекался историей. Причём увлечение историей пришло в осознанном возрасте, когда появилась возможность путешествовать по области на личном автотранспорте, участвовать в сплавах, которые на тот момент не были настолько популярны в Калининградской области — мы сплавлялись на плотах. В общем, я открыл для себя регион. Это были 2010-е годы. Тогда же я начал читать профильную литературу. Кстати, моя бабушка работала в книжном киоске, и кое-какие книги про Кёнигсберг у меня были с детства, потому что она их домой приносила. Интересно, что в соседнем подъезде от нас жил Виктор Николаевич Строкин — известный калининградский краевед и писатель, я общался с его сыном. Так что дух истории всегда был рядом.

— А сам ты из Калининграда?

— Да. К тому же, возле моего дома Фридландские ворота, парк Южный, филармония. Эта архитектура мне была интересна и близка с детства. Другими словами, я просто решил соединить два своих увлечения: велопоездки и интерес к истории области, захотел открывать калининградцам места, которые им незнакомы.

К моменту первой экскурсии у меня, конечно, не было никаких знаний о том, как она должна быть построена. Как оказалось в дальнейшем, я интуитивно всё сделал правильно. У меня было несколько основных точек, которые вызывали наибольшие эмоции, а заканчивали мы в уникальном месте — на крыше варочного цеха целлюлозно-бумажной фабрики. Это был такой вау-эффект. Весь город оттуда открывался. В общем, как-то всё концептуально складывалось. Опять же, промышленная архитектура на тот момент мне уже была интересна.

— Сколько человек приехало на твою первую экскурсию?

— Человек шесть было, и это были мои друзья. Персонально я их не приглашал, они сами приехали, увидев объявление «ВКонтакте».

— Экскурсия была платная или бесплатная?

— По-моему, она была за донат. Любой суммой можно было отблагодарить. Друзья до сих пор приходят на мои экскурсии. То, что они так поддержали, меня вдохновило, и я начал потихоньку делать публикации в социальных сетях. Писал про объекты, по которым было очень мало информации. Не из «Википедии», в общем. Переводил оригинальные немецкие и польские источники.

— Обычно калининградские экскурсоводы водят туристов по кирхам, традиционной и более понятной архитектуре. Почему ты решил показывать своим подписчикам промышленную?

— Тут есть несколько причин. Одна из них это то, что индустриальная революция дала нам зачатки технологий, которые мы и сейчас используем. Она оказала большое влияние на формирование сегодняшнего мира, но многие этого не осознают, считают, что так и должно быть. Мне кажется, что об этом надо рассказывать, тем самым поддерживая эту память и отдавая дань уважения различным изобретениям.

Плюс сама промышленная архитектура функциональная, очень масштабная и довольно брутальная. Многим она непонятна с эстетической стороны. Мне же интересна и близка. Наверное, по аналогии с фразой «архитектура — застывшая музыка», эти здания олицетворяют те музыкальные стили, которые я слушаю. Но это уже моё личное восприятие.

Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
сегодня 13:20
Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
Евгений Мосиенко. Фото: Юлия Власова / Новый Калининград
Все новости по теме: Состояние исторических памятников в Калининградской области

Советские мозаики, вероятно, самые неочевидные достопримечательности Калининградской области, однако именно их сохранением занимается команда «Наследие Стен» Евгения Мосиенко. Интерес к ним у общественника-экскурсовода появился через исследование истории промышленной архитектуры региона, советского брутализма и монументального искусства (этому он посвятил свой телеграм-канал «Культурная индустриализация»). О том, как любитель тяжёлой музыки стал дипломированным гидом и экспертом в области истории архитектуры, Евгений рассказал «Новому Калининграду».


— Евгений, в этом году исполняется 10 лет твоему проекту. Знаю, что первую велоэкскурсию ты провёл в 2015 году. Почему ты взялся за экскурсии?

— Я работал на разных работах. Они не приносили мне такого духовного насыщения и самоудовлетворения. В основном это была физическая работа: я собирал мебель, работал продавцом-консультантом, в рекламе. Это давало опыт коммуникации с людьми, навыки ремесленные, но в этих отраслях в дальнейшем я себя не видел. Однажды я подумал о том, чем бы мне хотелось заниматься, чтобы получать не только материальные ресурсы, но ещё и удовольствие. По-моему, я как раз ехал в тот момент на велике. На велосипеде я езжу всю жизнь и получаю от этого удовольствие.

— И ты не один такой.

— Да. И «Яндекс.Доставки» тогда ещё не было никакой, ха-ха. К тому же я увлекался историей. Причём увлечение историей пришло в осознанном возрасте, когда появилась возможность путешествовать по области на личном автотранспорте, участвовать в сплавах, которые на тот момент не были настолько популярны в Калининградской области — мы сплавлялись на плотах. В общем, я открыл для себя регион. Это были 2010-е годы. Тогда же я начал читать профильную литературу. Кстати, моя бабушка работала в книжном киоске, и кое-какие книги про Кёнигсберг у меня были с детства, потому что она их домой приносила. Интересно, что в соседнем подъезде от нас жил Виктор Николаевич Строкин — известный калининградский краевед и писатель, я общался с его сыном. Так что дух истории всегда был рядом.



— А сам ты из Калининграда?

— Да. К тому же, возле моего дома Фридландские ворота, парк Южный, филармония. Эта архитектура мне была интересна и близка с детства. Другими словами, я просто решил соединить два своих увлечения: велопоездки и интерес к истории области, захотел открывать калининградцам места, которые им незнакомы.

К моменту первой экскурсии у меня, конечно, не было никаких знаний о том, как она должна быть построена. Как оказалось в дальнейшем, я интуитивно всё сделал правильно. У меня было несколько основных точек, которые вызывали наибольшие эмоции, а заканчивали мы в уникальном месте — на крыше варочного цеха целлюлозно-бумажной фабрики. Это был такой вау-эффект. Весь город оттуда открывался. В общем, как-то всё концептуально складывалось. Опять же, промышленная архитектура на тот момент мне уже была интересна.

— Сколько человек приехало на твою первую экскурсию?

— Человек шесть было, и это были мои друзья. Персонально я их не приглашал, они сами приехали, увидев объявление «ВКонтакте».

— Экскурсия была платная или бесплатная?

— По-моему, она была за донат. Любой суммой можно было отблагодарить. Друзья до сих пор приходят на мои экскурсии. То, что они так поддержали, меня вдохновило, и я начал потихоньку делать публикации в социальных сетях. Писал про объекты, по которым было очень мало информации. Не из «Википедии», в общем. Переводил оригинальные немецкие и польские источники.

— Обычно калининградские экскурсоводы водят туристов по кирхам, традиционной и более понятной архитектуре. Почему ты решил показывать своим подписчикам промышленную?

— Тут есть несколько причин. Одна из них это то, что индустриальная революция дала нам зачатки технологий, которые мы и сейчас используем. Она оказала большое влияние на формирование сегодняшнего мира, но многие этого не осознают, считают, что так и должно быть. Мне кажется, что об этом надо рассказывать, тем самым поддерживая эту память и отдавая дань уважения различным изобретениям.

Плюс сама промышленная архитектура функциональная, очень масштабная и довольно брутальная. Многим она непонятна с эстетической стороны. Мне же интересна и близка. Наверное, по аналогии с фразой «архитектура — застывшая музыка», эти здания олицетворяют те музыкальные стили, которые я слушаю. Но это уже моё личное восприятие.

— Тема, которой ты занимаешься вместе со своей командой «Наследие стен», — это восстановление облика советских мозаик. Какая с ними связь? Я понимаю, что советскую промышленную архитектуру в попытке привить рабочим какие-то эстетические чувства соединяли с мозаикой. А у тебя откуда интерес к ней?

— Абсолютно верно. Интерес к советскому модернизму и к советскому монументальному искусству тоже родился через промышленную архитектуру, через изучение истории различных предприятий не только Калининградской области, но и в целом нашей страны. Да, в оформлении этих промышленных объектов использовалось монументальное искусство, в самих сюжетах мозаик очень часто, если они, например, даже просто в городской среде располагались, использовались индустриальные мотивы, инженерная мысль человека, прогресс СССР. Вообще мне интересна не только промышленная архитектура как отдельное направление искусства, но и, например, индустриальная фотография. Есть Бернд и Хилла Бехер, это немецкая пара фотографов, которые как раз фотографировали промышленные объекты и одни из первых каталогизировали их. Также мне интересны художники, которые в советской России и в США изображали фабрики в период индустриализации 20-х и 30-х годов. Неоднократно я и друзья организовывали выставки живописи и фото на тему индустриальных объектов. Например, «Право на мост» и «Вагонзавод: последняя пятилетка».

Кроме того, мозаика использовалась и в оформлении многоквартирных домов. Панельное домостроение — это тоже своего рода индустриальная история: на заводах изготавливались части этих домов, а потом собирались на местности.

Вот по этой цепочке у меня интерес и развивался.

— Некоторые «панельки» в Калининграде украшены мозаиками. Это была частная инициатива?

— Каждый случай нужно отдельно рассматривать. На предприятиях были свои отделы художников. Могу сказать про случаи, которые мне известны. Например, на улице Портовой располагается дом № 17-27, который с восточной и западной стороны был украшен мозаиками. С одной стороны мозаика сохранилась — там изображена роза ветров (кстати, это как раз был наш первый объект, который мы отмывали), а с другой стороны была схематично изображена карта Калининградской области. Там была река Преголя, Балтийское море, обозначены заливы, но всё это закрыли утеплителем.

Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
сегодня 13:20
Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
Евгений Мосиенко. Фото: Юлия Власова / Новый Калининград
Все новости по теме: Состояние исторических памятников в Калининградской области

Советские мозаики, вероятно, самые неочевидные достопримечательности Калининградской области, однако именно их сохранением занимается команда «Наследие Стен» Евгения Мосиенко. Интерес к ним у общественника-экскурсовода появился через исследование истории промышленной архитектуры региона, советского брутализма и монументального искусства (этому он посвятил свой телеграм-канал «Культурная индустриализация»). О том, как любитель тяжёлой музыки стал дипломированным гидом и экспертом в области истории архитектуры, Евгений рассказал «Новому Калининграду».


— Евгений, в этом году исполняется 10 лет твоему проекту. Знаю, что первую велоэкскурсию ты провёл в 2015 году. Почему ты взялся за экскурсии?

— Я работал на разных работах. Они не приносили мне такого духовного насыщения и самоудовлетворения. В основном это была физическая работа: я собирал мебель, работал продавцом-консультантом, в рекламе. Это давало опыт коммуникации с людьми, навыки ремесленные, но в этих отраслях в дальнейшем я себя не видел. Однажды я подумал о том, чем бы мне хотелось заниматься, чтобы получать не только материальные ресурсы, но ещё и удовольствие. По-моему, я как раз ехал в тот момент на велике. На велосипеде я езжу всю жизнь и получаю от этого удовольствие.

— И ты не один такой.

— Да. И «Яндекс.Доставки» тогда ещё не было никакой, ха-ха. К тому же я увлекался историей. Причём увлечение историей пришло в осознанном возрасте, когда появилась возможность путешествовать по области на личном автотранспорте, участвовать в сплавах, которые на тот момент не были настолько популярны в Калининградской области — мы сплавлялись на плотах. В общем, я открыл для себя регион. Это были 2010-е годы. Тогда же я начал читать профильную литературу. Кстати, моя бабушка работала в книжном киоске, и кое-какие книги про Кёнигсберг у меня были с детства, потому что она их домой приносила. Интересно, что в соседнем подъезде от нас жил Виктор Николаевич Строкин — известный калининградский краевед и писатель, я общался с его сыном. Так что дух истории всегда был рядом.



— А сам ты из Калининграда?

— Да. К тому же, возле моего дома Фридландские ворота, парк Южный, филармония. Эта архитектура мне была интересна и близка с детства. Другими словами, я просто решил соединить два своих увлечения: велопоездки и интерес к истории области, захотел открывать калининградцам места, которые им незнакомы.

К моменту первой экскурсии у меня, конечно, не было никаких знаний о том, как она должна быть построена. Как оказалось в дальнейшем, я интуитивно всё сделал правильно. У меня было несколько основных точек, которые вызывали наибольшие эмоции, а заканчивали мы в уникальном месте — на крыше варочного цеха целлюлозно-бумажной фабрики. Это был такой вау-эффект. Весь город оттуда открывался. В общем, как-то всё концептуально складывалось. Опять же, промышленная архитектура на тот момент мне уже была интересна.

— Сколько человек приехало на твою первую экскурсию?

— Человек шесть было, и это были мои друзья. Персонально я их не приглашал, они сами приехали, увидев объявление «ВКонтакте».

— Экскурсия была платная или бесплатная?

— По-моему, она была за донат. Любой суммой можно было отблагодарить. Друзья до сих пор приходят на мои экскурсии. То, что они так поддержали, меня вдохновило, и я начал потихоньку делать публикации в социальных сетях. Писал про объекты, по которым было очень мало информации. Не из «Википедии», в общем. Переводил оригинальные немецкие и польские источники.

— Обычно калининградские экскурсоводы водят туристов по кирхам, традиционной и более понятной архитектуре. Почему ты решил показывать своим подписчикам промышленную?

— Тут есть несколько причин. Одна из них это то, что индустриальная революция дала нам зачатки технологий, которые мы и сейчас используем. Она оказала большое влияние на формирование сегодняшнего мира, но многие этого не осознают, считают, что так и должно быть. Мне кажется, что об этом надо рассказывать, тем самым поддерживая эту память и отдавая дань уважения различным изобретениям.

Плюс сама промышленная архитектура функциональная, очень масштабная и довольно брутальная. Многим она непонятна с эстетической стороны. Мне же интересна и близка. Наверное, по аналогии с фразой «архитектура — застывшая музыка», эти здания олицетворяют те музыкальные стили, которые я слушаю. Но это уже моё личное восприятие.

— Тема, которой ты занимаешься вместе со своей командой «Наследие стен», — это восстановление облика советских мозаик. Какая с ними связь? Я понимаю, что советскую промышленную архитектуру в попытке привить рабочим какие-то эстетические чувства соединяли с мозаикой. А у тебя откуда интерес к ней?

— Абсолютно верно. Интерес к советскому модернизму и к советскому монументальному искусству тоже родился через промышленную архитектуру, через изучение истории различных предприятий не только Калининградской области, но и в целом нашей страны. Да, в оформлении этих промышленных объектов использовалось монументальное искусство, в самих сюжетах мозаик очень часто, если они, например, даже просто в городской среде располагались, использовались индустриальные мотивы, инженерная мысль человека, прогресс СССР. Вообще мне интересна не только промышленная архитектура как отдельное направление искусства, но и, например, индустриальная фотография. Есть Бернд и Хилла Бехер, это немецкая пара фотографов, которые как раз фотографировали промышленные объекты и одни из первых каталогизировали их. Также мне интересны художники, которые в советской России и в США изображали фабрики в период индустриализации 20-х и 30-х годов. Неоднократно я и друзья организовывали выставки живописи и фото на тему индустриальных объектов. Например, «Право на мост» и «Вагонзавод: последняя пятилетка».

Кроме того, мозаика использовалась и в оформлении многоквартирных домов. Панельное домостроение — это тоже своего рода индустриальная история: на заводах изготавливались части этих домов, а потом собирались на местности.

Вот по этой цепочке у меня интерес и развивался.

— Некоторые «панельки» в Калининграде украшены мозаиками. Это была частная инициатива?

— Каждый случай нужно отдельно рассматривать. На предприятиях были свои отделы художников. Могу сказать про случаи, которые мне известны. Например, на улице Портовой располагается дом № 17-27, который с восточной и западной стороны был украшен мозаиками. С одной стороны мозаика сохранилась — там изображена роза ветров (кстати, это как раз был наш первый объект, который мы отмывали), а с другой стороны была схематично изображена карта Калининградской области. Там была река Преголя, Балтийское море, обозначены заливы, но всё это закрыли утеплителем.



В случае фасада на Портовой информацию о мозаике мне помог найти Войтов Алексей Стефанович, это председатель организации «Ветеранское движение за становление и развитие нашего Калининграда». По словам Войтова, он и был инициатором её создания. На него я, кстати, вышел, когда искал информацию о мозаике на Камской, на территории бывшего Балтрыбстроя. Там находится пожарный водоём, в тыльной части которого есть что-то вроде стелы с мозаикой с женским образом и формами, имитирующими воду. В общем, необычная работа в необычном и совершенно непроходном месте. Я обратился в администрацию организации, управляющей этой территорией. Одна из сотрудниц работала там, когда это предприятие еще функционировало как строительное. Она и дала мне контакт Войтова. Оказалось, что он поначалу работал на ЖБИ, и у него была идея украсить территорию предприятия фонтаном. Он нарисовал эскиз, но потом сменил место работы, устроившись в другое предприятие, которое также занималось домостроением. Эскиз он забрал с собой. Так мозаика и переехала на новое место.

По мозаике на ул. Портовой нашлась пара архивных фотографий, а вот по Камской — нет.

Вообще проблема мозаичного наследия в том, что по нему очень мало информации. Об авторстве, о каких-то фактах создания, вообще документальных каких-то свидетельств практически нет. Их фотографии нечасто можно найти даже в архиве.

В прошлом году я очень активно искал информацию в нашем калининградском архиве, нашёл совсем чуть-чуть. На заседаниях союза художников Калининграда обсуждались лишь какие-то знаковые объекты, а рядовые мозаики изготавливались на предприятиях. В нашем случае это мог быть ЖБИ или комбинат домостроения. Там уже шла частная инициатива, что называется.

— На сами предприятия не обращался?

— В ЖБИ обращался. Там уверяют, что всё передали в Государственный архив Калининградской области, поэтому у них в архивах ничего нет. При этом в ГАКО также говорят, что у них нет этих документов.

Если взять остановки с мозаиками в Правдинском районе, то через различные знакомства я вышел на людей, которые работали в этой сфере, занимались строительством дорог (к этой инфраструктуре относились и остановочные павильоны). Строившей остановки организации уже не существует, архивов также не сохранилось. Да что тут говорить, если о мозаике на доме культуры в Правдинске, которую делали ленинградские художники и которая является объектом культурного наследия, тоже нет никакой текстовой документальной информации. Но мне удалось найти контакт самих авторов и даже съездить в Петербург, пообщаться с архитектором.

— На мозаике, насколько я помню, есть хотя бы подписи...

— Да, там есть подписи: Михеев и Крикуненко. В интернете «гуляла» ошибка, что художника звали Валерий Михеев, а на самом деле его Владимиром зовут. Удивительно, что ни в региональном, ни в правдинском архиве нет документов, которые подтверждали бы точную датировку изготовления этой мозаики. Сами художники дат тоже не помнят. Я общался с Людмилой Орловой, которая тогда управляла отделом культуры Правдинского района, она была инициатором создания этой работы и поэтому заинтересована в её популяризации. Она искала у себя какие-то материалы, обращалась к своим знакомым, которые в архиве правдинском работают, но ничего так и не нашли. А остановки — это вообще рядовые объекты. По ним тем более ничего нет.

— Про художников, создававших мозаику на Доме культуры в Правдинске... Как удалось выйти на Михеева и Крикуненко?

— Я начал поиски несколько лет назад. Фамилия Михеев — очень распространенная. Я даже нашёл художника с таким же именем. Это московский скульптор, которому я позвонил, сказал, что я из Калининграда, и поинтересовался, знает ли он, где находится Правдинск. Оказалось, что никакого отношения к мозаике он не имел.

Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
сегодня 13:20
Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
Евгений Мосиенко. Фото: Юлия Власова / Новый Калининград
Все новости по теме: Состояние исторических памятников в Калининградской области

Советские мозаики, вероятно, самые неочевидные достопримечательности Калининградской области, однако именно их сохранением занимается команда «Наследие Стен» Евгения Мосиенко. Интерес к ним у общественника-экскурсовода появился через исследование истории промышленной архитектуры региона, советского брутализма и монументального искусства (этому он посвятил свой телеграм-канал «Культурная индустриализация»). О том, как любитель тяжёлой музыки стал дипломированным гидом и экспертом в области истории архитектуры, Евгений рассказал «Новому Калининграду».


— Евгений, в этом году исполняется 10 лет твоему проекту. Знаю, что первую велоэкскурсию ты провёл в 2015 году. Почему ты взялся за экскурсии?

— Я работал на разных работах. Они не приносили мне такого духовного насыщения и самоудовлетворения. В основном это была физическая работа: я собирал мебель, работал продавцом-консультантом, в рекламе. Это давало опыт коммуникации с людьми, навыки ремесленные, но в этих отраслях в дальнейшем я себя не видел. Однажды я подумал о том, чем бы мне хотелось заниматься, чтобы получать не только материальные ресурсы, но ещё и удовольствие. По-моему, я как раз ехал в тот момент на велике. На велосипеде я езжу всю жизнь и получаю от этого удовольствие.

— И ты не один такой.

— Да. И «Яндекс.Доставки» тогда ещё не было никакой, ха-ха. К тому же я увлекался историей. Причём увлечение историей пришло в осознанном возрасте, когда появилась возможность путешествовать по области на личном автотранспорте, участвовать в сплавах, которые на тот момент не были настолько популярны в Калининградской области — мы сплавлялись на плотах. В общем, я открыл для себя регион. Это были 2010-е годы. Тогда же я начал читать профильную литературу. Кстати, моя бабушка работала в книжном киоске, и кое-какие книги про Кёнигсберг у меня были с детства, потому что она их домой приносила. Интересно, что в соседнем подъезде от нас жил Виктор Николаевич Строкин — известный калининградский краевед и писатель, я общался с его сыном. Так что дух истории всегда был рядом.



— А сам ты из Калининграда?

— Да. К тому же, возле моего дома Фридландские ворота, парк Южный, филармония. Эта архитектура мне была интересна и близка с детства. Другими словами, я просто решил соединить два своих увлечения: велопоездки и интерес к истории области, захотел открывать калининградцам места, которые им незнакомы.

К моменту первой экскурсии у меня, конечно, не было никаких знаний о том, как она должна быть построена. Как оказалось в дальнейшем, я интуитивно всё сделал правильно. У меня было несколько основных точек, которые вызывали наибольшие эмоции, а заканчивали мы в уникальном месте — на крыше варочного цеха целлюлозно-бумажной фабрики. Это был такой вау-эффект. Весь город оттуда открывался. В общем, как-то всё концептуально складывалось. Опять же, промышленная архитектура на тот момент мне уже была интересна.

— Сколько человек приехало на твою первую экскурсию?

— Человек шесть было, и это были мои друзья. Персонально я их не приглашал, они сами приехали, увидев объявление «ВКонтакте».

— Экскурсия была платная или бесплатная?

— По-моему, она была за донат. Любой суммой можно было отблагодарить. Друзья до сих пор приходят на мои экскурсии. То, что они так поддержали, меня вдохновило, и я начал потихоньку делать публикации в социальных сетях. Писал про объекты, по которым было очень мало информации. Не из «Википедии», в общем. Переводил оригинальные немецкие и польские источники.

— Обычно калининградские экскурсоводы водят туристов по кирхам, традиционной и более понятной архитектуре. Почему ты решил показывать своим подписчикам промышленную?

— Тут есть несколько причин. Одна из них это то, что индустриальная революция дала нам зачатки технологий, которые мы и сейчас используем. Она оказала большое влияние на формирование сегодняшнего мира, но многие этого не осознают, считают, что так и должно быть. Мне кажется, что об этом надо рассказывать, тем самым поддерживая эту память и отдавая дань уважения различным изобретениям.

Плюс сама промышленная архитектура функциональная, очень масштабная и довольно брутальная. Многим она непонятна с эстетической стороны. Мне же интересна и близка. Наверное, по аналогии с фразой «архитектура — застывшая музыка», эти здания олицетворяют те музыкальные стили, которые я слушаю. Но это уже моё личное восприятие.

— Тема, которой ты занимаешься вместе со своей командой «Наследие стен», — это восстановление облика советских мозаик. Какая с ними связь? Я понимаю, что советскую промышленную архитектуру в попытке привить рабочим какие-то эстетические чувства соединяли с мозаикой. А у тебя откуда интерес к ней?

— Абсолютно верно. Интерес к советскому модернизму и к советскому монументальному искусству тоже родился через промышленную архитектуру, через изучение истории различных предприятий не только Калининградской области, но и в целом нашей страны. Да, в оформлении этих промышленных объектов использовалось монументальное искусство, в самих сюжетах мозаик очень часто, если они, например, даже просто в городской среде располагались, использовались индустриальные мотивы, инженерная мысль человека, прогресс СССР. Вообще мне интересна не только промышленная архитектура как отдельное направление искусства, но и, например, индустриальная фотография. Есть Бернд и Хилла Бехер, это немецкая пара фотографов, которые как раз фотографировали промышленные объекты и одни из первых каталогизировали их. Также мне интересны художники, которые в советской России и в США изображали фабрики в период индустриализации 20-х и 30-х годов. Неоднократно я и друзья организовывали выставки живописи и фото на тему индустриальных объектов. Например, «Право на мост» и «Вагонзавод: последняя пятилетка».

Кроме того, мозаика использовалась и в оформлении многоквартирных домов. Панельное домостроение — это тоже своего рода индустриальная история: на заводах изготавливались части этих домов, а потом собирались на местности.

Вот по этой цепочке у меня интерес и развивался.

— Некоторые «панельки» в Калининграде украшены мозаиками. Это была частная инициатива?

— Каждый случай нужно отдельно рассматривать. На предприятиях были свои отделы художников. Могу сказать про случаи, которые мне известны. Например, на улице Портовой располагается дом № 17-27, который с восточной и западной стороны был украшен мозаиками. С одной стороны мозаика сохранилась — там изображена роза ветров (кстати, это как раз был наш первый объект, который мы отмывали), а с другой стороны была схематично изображена карта Калининградской области. Там была река Преголя, Балтийское море, обозначены заливы, но всё это закрыли утеплителем.



В случае фасада на Портовой информацию о мозаике мне помог найти Войтов Алексей Стефанович, это председатель организации «Ветеранское движение за становление и развитие нашего Калининграда». По словам Войтова, он и был инициатором её создания. На него я, кстати, вышел, когда искал информацию о мозаике на Камской, на территории бывшего Балтрыбстроя. Там находится пожарный водоём, в тыльной части которого есть что-то вроде стелы с мозаикой с женским образом и формами, имитирующими воду. В общем, необычная работа в необычном и совершенно непроходном месте. Я обратился в администрацию организации, управляющей этой территорией. Одна из сотрудниц работала там, когда это предприятие еще функционировало как строительное. Она и дала мне контакт Войтова. Оказалось, что он поначалу работал на ЖБИ, и у него была идея украсить территорию предприятия фонтаном. Он нарисовал эскиз, но потом сменил место работы, устроившись в другое предприятие, которое также занималось домостроением. Эскиз он забрал с собой. Так мозаика и переехала на новое место.

По мозаике на ул. Портовой нашлась пара архивных фотографий, а вот по Камской — нет.



Вообще проблема мозаичного наследия в том, что по нему очень мало информации. Об авторстве, о каких-то фактах создания, вообще документальных каких-то свидетельств практически нет. Их фотографии нечасто можно найти даже в архиве.

В прошлом году я очень активно искал информацию в нашем калининградском архиве, нашёл совсем чуть-чуть. На заседаниях союза художников Калининграда обсуждались лишь какие-то знаковые объекты, а рядовые мозаики изготавливались на предприятиях. В нашем случае это мог быть ЖБИ или комбинат домостроения. Там уже шла частная инициатива, что называется.

— На сами предприятия не обращался?

— В ЖБИ обращался. Там уверяют, что всё передали в Государственный архив Калининградской области, поэтому у них в архивах ничего нет. При этом в ГАКО также говорят, что у них нет этих документов.

Если взять остановки с мозаиками в Правдинском районе, то через различные знакомства я вышел на людей, которые работали в этой сфере, занимались строительством дорог (к этой инфраструктуре относились и остановочные павильоны). Строившей остановки организации уже не существует, архивов также не сохранилось. Да что тут говорить, если о мозаике на доме культуры в Правдинске, которую делали ленинградские художники и которая является объектом культурного наследия, тоже нет никакой текстовой документальной информации. Но мне удалось найти контакт самих авторов и даже съездить в Петербург, пообщаться с архитектором.

— На мозаике, насколько я помню, есть хотя бы подписи...

— Да, там есть подписи: Михеев и Крикуненко. В интернете «гуляла» ошибка, что художника звали Валерий Михеев, а на самом деле его Владимиром зовут. Удивительно, что ни в региональном, ни в правдинском архиве нет документов, которые подтверждали бы точную датировку изготовления этой мозаики. Сами художники дат тоже не помнят. Я общался с Людмилой Орловой, которая тогда управляла отделом культуры Правдинского района, она была инициатором создания этой работы и поэтому заинтересована в её популяризации. Она искала у себя какие-то материалы, обращалась к своим знакомым, которые в архиве правдинском работают, но ничего так и не нашли. А остановки — это вообще рядовые объекты. По ним тем более ничего нет.

— Про художников, создававших мозаику на Доме культуры в Правдинске... Как удалось выйти на Михеева и Крикуненко?

— Я начал поиски несколько лет назад. Фамилия Михеев — очень распространенная. Я даже нашёл художника с таким же именем. Это московский скульптор, которому я позвонил, сказал, что я из Калининграда, и поинтересовался, знает ли он, где находится Правдинск. Оказалось, что никакого отношения к мозаике он не имел.



В прошлом году я разыскал архитектора Крикуненко, состоящего в Союзе художников Санкт-Петербурга. Мы с ним познакомились, и он мне рассказал подробности. Крикуненко и Михеев, как оказалось, работали ещё и в Светлогорске — там они занимались интерьерами военного санатория. Михеев делал гобелены, а Крикуненко оформлял клуб военного санатория. Так вот потихоньку информация и собирается.

Кстати, Владимир Николаевич Михеев не любит вспоминать свою работу в Правдинске, потому что её не принял Союз художников Ленинграда должным образом. Тогда должна была приехать комиссия принимать мозаику, но не приехали. Там были какие-то свои внутренние разбирательства.

Когда я выяснял его контакты, меня предупреждали, что он не любит разговаривать. Но мне удалось наладить с ним связь. Я поблагодарил за эту выдающуюся работу, за то, что она есть у нас в области, и почувствовал, что это его тронуло.

Кстати, благодаря Крикуненко мы обнаружили три эскиза Владимира Михеева работы в Правдинске. Это такие объемные изображения, выполненные из разных материалов, в том числе и пластилина. Родственники художника готовы отдать их в музей, можно будет перевезти их в Калининградскую область. Это было бы очень здорово, будем стараться помочь этому случиться.

— В Калининграде некоторые мозаики, спасением которых вы занимаетесь, в довольно печальном состоянии. Причем даже те, которые находятся на видных местах. На набережной Нижнего пруда, например. Когда горвласти анонсировали ремонт набережной, они собирались и мозаики восстановить, но у них и после ремонта променада не хватает нескольких фрагментов.

— Автор их эскизов художница Анаит Абрамян. Она уехала в Канаду в 90-х годах. Насколько я знаю, эскизы делала она, а выкладывали смальту художники Владимир Корнилов, Николай Шаповалови и Ольга Дмитриева. Они же выкладывали мозаику на первом этаже техникума советской торговли (сейчас это колледж РАНХиГС) на улице Артиллерийской, также по эскизу Абрамян.

— Когда ремонтировали набережную Нижнего озера, для восстановления мозаики привлекали тех же художников?

— Не думаю. На одном даже видно яркое жёлтое пятно — это и есть отремонтированный участок.

— То есть не смогли подобрать колор.

— Да, ремонт сделали довольно просто. А изначально этот узор собирался обратным набором. Есть технология прямого набора, когда мозаика выкладывается художниками непосредственно на месте (пример можно увидеть на фасаде санатория «Янтарный берег» в Светлогорске или на том же ДК в Правдинске). Такие изображения более рельефные. Обратный же набор — это когда мозаика выкладывается в специальной форме в зеркальном отражении, а потом заливается сверху раствором, застывает, а потом монтируется по месту. Изображение в этом случае находится на одной плоскости. Из—за этого легко отличить, обратным набором мозаика собиралась или прямым.

Про мозаику Анаит Абрамян на набережной можно сказать ещё два слова. Со мной связывалась администрация Калининграда. Они спрашивали контакты реставраторов. Я обратился к Богдану Лавриненко. Это мастер-мозаичист, которого в прошлом году наш проект «Наследие стен» привозил в Калининград и для проведения мастер-класс по реставрации советской мозаики в Заостровье. Калининград близок Богдану, так как очень часто бывал тут в детстве, а также его дядя живёт недалеко от Нижнего озера. Богдан обследовал мозаики на набережной, выстроил приблизительный ход работ по их восстановлению и составил смету. Мы всё это передали администрации.

— Там ужаснулись от цены?

— Нет. На самом деле, ужаснулись мы, когда нам предложили составить другой проект с полным демонтажом существующих работ. Мы же рассчитывали, что всё можно сделать на месте, восполнить утраты, не демонтируя, так как там есть часть, которая выглядит довольно цельно. Это, как ты понимаешь, совершенно другие ресурсы. И человеческие, и временные, и технические, и финансовые. Мы подумали, что заключения одного эксперта недостаточно и обратились в Зеленоградск к художнику и нашему другу Паше Савельеву. Он тоже считает, что все работы можно провести на месте. Мы также предлагали художнику Корнилову поучаствовать, который выкладывали первоначальное изображение. Однако окончательного ответа от мэрии мы пока не получили. У нас есть информация, что мозаикой хотели заниматься именно в этом году. Я бы подчеркнул, что при демонтаже мозаики такие утраты могут быть, что придется создавать новую работу, и сохранности аутентичности не будет, а это очень важно. Примерно то же самое получилось с Солнечными часами в Светлогорске. Я считаю, что это неправильно по отношению к оригинальному историческому наследию.

— Рядом с Нижним озером ещё одна проблемная мозаика на арт-объекте «Мировые часы». Что-то известно о создателях этого объекта?

— Насколько я помню, авторы проекта — бывший главный архитектор Калининграда Евгений Попов и Юрий Фильчин. Мозаика там действительно в плохом состоянии. Некоторые таблички пропали, а также оторвали металлические меридианы. Я, кстати, уже писал письмо в администрацию по поводу необходимости ремонта. По-моему, это был 2020-й или 2021-й год, я тогда познакомился с Богданом Лавриненко. Он зимой приехал в Калининград, увидел состояние этой работы, которую тоже помнит с детства, ужаснулся. Он изучил её историю и искал, к кому можно обратиться. Тогда он связался со мной, и мы вместе составили обращение в администрацию. Пригласили на совещание, но пока думают. Несколько лет назад часы какое-то время ещё работали. Сегодня они, конечно, не функционируют.

Вообще это что-то действительно уникальное, самобытное и редкое, поэтому, конечно, надо приводить часы в порядок. К тоже же место тут очень проходное. Состояние таких объектов отражает отношение к истории, к наследию, к городской среде.

— В Калининграде время от времени сносят заводские цеха, как сейчас на Вагонзаводе, и вместе с ними исчезают в том числе мозаики. Можешь перечислить главные потери последних лет?

— Я могу сказать о потере этого года. Надеюсь, больше их не будет, потому что риск есть. Мы её называли самой западной мозаикой нашей страны. Находилась она в бывшем бассейне в Балтийске и исчезла вместе с самим зданием. Изначально это было немецкое паровозное депо, которое моряки Балтийска после войны героически восстановили. В этом бассейне, кстати, Бродский бывал. Я так понял, что власти решили благоустроить место, на котором находится это здание, для этого они его и снесли. Мы приезжали, когда происходил снос, там было видно, что толщина кирпичной кладки стен очень серьезная, конструкции кровли стальные, клёпаные фермы. В принципе, можно было бы его сохранить, но это, конечно, сложнее и больше денег требует.

— Мозаика там какого размера была?

— Это была довольно большая работа. Мы приезжали, чтобы оценить возможность демонтажа. Изначально мы писали, что готовы участвовать в её сохранении. Даже прошлой осенью встречались с архитектором Балтийска. Он нам сказал: «Как только будут известны планы, мы вам сообщим». А в этом году он мне пишет, что демонтаж начинается через несколько дней. Зима была, и на демонтаж выделили всего пару дней, потому что были временные ограничения по контракту. Снять мозаику — это небыстрая история. Чисто теоретически её можно было при помощи техники снять вместе со стеной и потом использовать в оформлении сквера. У администрации времени на это не было, а у нас не было ресурсов. К сожалению, мозаику демонтировали.

— Что там было изображено?

— Сюжет был интересный и очень современный. Там были изображены виндсёрферы, парень на байдарке, дельфины — очень симпатичная морская тематика. Для создания была использована простая керамическая плитка. Также из недавнего прошлого: была утрачена мозаика на Киевской. Да, Паша Савельев, зеленоградский мастер-мозаичист, друг нашего проекта, проделал огромную работу, сделав новую мозаику. Он очень постарался, так как пытался сохранить рисунок. Он же проделал исследовательскую работу по поиску авторства.

— Нашел?

— Да. Документально это никак не подтверждено, но есть очень высокая доля вероятности, что сделал её художник, который сам жил в Балтрайоне. Леонид Емельянов. Паша общался с его женой и дочерью.

— Сам художник уже умер?

—Да. У нас, кстати, есть предположение, что этот же художник (возможно, со своей бригадой) оформлял здание автовокзала на Московском проспекте. Его жена прислала Паше эскизы орнамента, который один в один с тем, что идёт по периметру фасада здания. Похожий орнамент был также использован в Зеленоградске при оформлении входной группы детского дома «Наш дом». Возможно, и там автор тот же, так как даже материал там использовался один. В этом детском доме я очень часто бываю, и у нас есть цель снять утеплитель и открыть там ещё одну мозаику, чтобы отреставрировать её. Там как раз дети изображены. Фото этой работы мы размещали на нашем сайте.

— Ты уже сказал, что очень сложно установить авторство мозаик на остановках. Тем не менее, известен хотя бы один автор?

— Нам, вероятно, известен исполнитель. Также у нас есть догадка, как именно была выстроена система оформления этих остановочных павильонов. По словам сотрудника, работающего в правдинском дорожном хозяйстве, мозаики создавались на предприятии, которое могло быть как в Калининградской области, так и в любом другом городе Советского Союза. Далее из Правдинского района отправлялся запрос, после чего панно присылали и монтировали на месте. Он же рассказал, что в Домново, в Филипповке и в Извилино мозаики на остановках точно привозные.

— Ты говоришь, что по крайней мере одна фамилия известна.

— Чаще всего фигурирует фамилия Бронюса Сакалаускаса (был сотрудником правдинского «ДЭП-2» с 1958 года, где работал столяром — прим. «Нового Калининграда»). Мне про него ещё фотограф Борис Регистер говорил, так как он фотографировал наши калининградские остановки. Регистер уверяет, что Скалаускас оформлял несколько остановок по дороге на Правдинск из Калининграда морской галькой и природным камнем (например, в Каштаново). Было это либо в конце 80-х, либо в начале 90-х.

Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
сегодня 13:20
Мозаики, витражи и бетон: как гид спасает индустриальное наследие Калининграда (фото)
Евгений Мосиенко. Фото: Юлия Власова / Новый Калининград
Все новости по теме: Состояние исторических памятников в Калининградской области

Советские мозаики, вероятно, самые неочевидные достопримечательности Калининградской области, однако именно их сохранением занимается команда «Наследие Стен» Евгения Мосиенко. Интерес к ним у общественника-экскурсовода появился через исследование истории промышленной архитектуры региона, советского брутализма и монументального искусства (этому он посвятил свой телеграм-канал «Культурная индустриализация»). О том, как любитель тяжёлой музыки стал дипломированным гидом и экспертом в области истории архитектуры, Евгений рассказал «Новому Калининграду».


— Евгений, в этом году исполняется 10 лет твоему проекту. Знаю, что первую велоэкскурсию ты провёл в 2015 году. Почему ты взялся за экскурсии?

— Я работал на разных работах. Они не приносили мне такого духовного насыщения и самоудовлетворения. В основном это была физическая работа: я собирал мебель, работал продавцом-консультантом, в рекламе. Это давало опыт коммуникации с людьми, навыки ремесленные, но в этих отраслях в дальнейшем я себя не видел. Однажды я подумал о том, чем бы мне хотелось заниматься, чтобы получать не только материальные ресурсы, но ещё и удовольствие. По-моему, я как раз ехал в тот момент на велике. На велосипеде я езжу всю жизнь и получаю от этого удовольствие.

— И ты не один такой.

— Да. И «Яндекс.Доставки» тогда ещё не было никакой, ха-ха. К тому же я увлекался историей. Причём увлечение историей пришло в осознанном возрасте, когда появилась возможность путешествовать по области на личном автотранспорте, участвовать в сплавах, которые на тот момент не были настолько популярны в Калининградской области — мы сплавлялись на плотах. В общем, я открыл для себя регион. Это были 2010-е годы. Тогда же я начал читать профильную литературу. Кстати, моя бабушка работала в книжном киоске, и кое-какие книги про Кёнигсберг у меня были с детства, потому что она их домой приносила. Интересно, что в соседнем подъезде от нас жил Виктор Николаевич Строкин — известный калининградский краевед и писатель, я общался с его сыном. Так что дух истории всегда был рядом.



— А сам ты из Калининграда?

— Да. К тому же, возле моего дома Фридландские ворота, парк Южный, филармония. Эта архитектура мне была интересна и близка с детства. Другими словами, я просто решил соединить два своих увлечения: велопоездки и интерес к истории области, захотел открывать калининградцам места, которые им незнакомы.

К моменту первой экскурсии у меня, конечно, не было никаких знаний о том, как она должна быть построена. Как оказалось в дальнейшем, я интуитивно всё сделал правильно. У меня было несколько основных точек, которые вызывали наибольшие эмоции, а заканчивали мы в уникальном месте — на крыше варочного цеха целлюлозно-бумажной фабрики. Это был такой вау-эффект. Весь город оттуда открывался. В общем, как-то всё концептуально складывалось. Опять же, промышленная архитектура на тот момент мне уже была интересна.

— Сколько человек приехало на твою первую экскурсию?

— Человек шесть было, и это были мои друзья. Персонально я их не приглашал, они сами приехали, увидев объявление «ВКонтакте».

— Экскурсия была платная или бесплатная?

— По-моему, она была за донат. Любой суммой можно было отблагодарить. Друзья до сих пор приходят на мои экскурсии. То, что они так поддержали, меня вдохновило, и я начал потихоньку делать публикации в социальных сетях. Писал про объекты, по которым было очень мало информации. Не из «Википедии», в общем. Переводил оригинальные немецкие и польские источники.

— Обычно калининградские экскурсоводы водят туристов по кирхам, традиционной и более понятной архитектуре. Почему ты решил показывать своим подписчикам промышленную?

— Тут есть несколько причин. Одна из них это то, что индустриальная революция дала нам зачатки технологий, которые мы и сейчас используем. Она оказала большое влияние на формирование сегодняшнего мира, но многие этого не осознают, считают, что так и должно быть. Мне кажется, что об этом надо рассказывать, тем самым поддерживая эту память и отдавая дань уважения различным изобретениям.

Плюс сама промышленная архитектура функциональная, очень масштабная и довольно брутальная. Многим она непонятна с эстетической стороны. Мне же интересна и близка. Наверное, по аналогии с фразой «архитектура — застывшая музыка», эти здания олицетворяют те музыкальные стили, которые я слушаю. Но это уже моё личное восприятие.

— Тема, которой ты занимаешься вместе со своей командой «Наследие стен», — это восстановление облика советских мозаик. Какая с ними связь? Я понимаю, что советскую промышленную архитектуру в попытке привить рабочим какие-то эстетические чувства соединяли с мозаикой. А у тебя откуда интерес к ней?

— Абсолютно верно. Интерес к советскому модернизму и к советскому монументальному искусству тоже родился через промышленную архитектуру, через изучение истории различных предприятий не только Калининградской области, но и в целом нашей страны. Да, в оформлении этих промышленных объектов использовалось монументальное искусство, в самих сюжетах мозаик очень часто, если они, например, даже просто в городской среде располагались, использовались индустриальные мотивы, инженерная мысль человека, прогресс СССР. Вообще мне интересна не только промышленная архитектура как отдельное направление искусства, но и, например, индустриальная фотография. Есть Бернд и Хилла Бехер, это немецкая пара фотографов, которые как раз фотографировали промышленные объекты и одни из первых каталогизировали их. Также мне интересны художники, которые в советской России и в США изображали фабрики в период индустриализации 20-х и 30-х годов. Неоднократно я и друзья организовывали выставки живописи и фото на тему индустриальных объектов. Например, «Право на мост» и «Вагонзавод: последняя пятилетка».

Кроме того, мозаика использовалась и в оформлении многоквартирных домов. Панельное домостроение — это тоже своего рода индустриальная история: на заводах изготавливались части этих домов, а потом собирались на местности.

Вот по этой цепочке у меня интерес и развивался.

— Некоторые «панельки» в Калининграде украшены мозаиками. Это была частная инициатива?

— Каждый случай нужно отдельно рассматривать. На предприятиях были свои отделы художников. Могу сказать про случаи, которые мне известны. Например, на улице Портовой располагается дом № 17-27, который с восточной и западной стороны был украшен мозаиками. С одной стороны мозаика сохранилась — там изображена роза ветров (кстати, это как раз был наш первый объект, который мы отмывали), а с другой стороны была схематично изображена карта Калининградской области. Там была река Преголя, Балтийское море, обозначены заливы, но всё это закрыли утеплителем.



В случае фасада на Портовой информацию о мозаике мне помог найти Войтов Алексей Стефанович, это председатель организации «Ветеранское движение за становление и развитие нашего Калининграда». По словам Войтова, он и был инициатором её создания. На него я, кстати, вышел, когда искал информацию о мозаике на Камской, на территории бывшего Балтрыбстроя. Там находится пожарный водоём, в тыльной части которого есть что-то вроде стелы с мозаикой с женским образом и формами, имитирующими воду. В общем, необычная работа в необычном и совершенно непроходном месте. Я обратился в администрацию организации, управляющей этой территорией. Одна из сотрудниц работала там, когда это предприятие еще функционировало как строительное. Она и дала мне контакт Войтова. Оказалось, что он поначалу работал на ЖБИ, и у него была идея украсить территорию предприятия фонтаном. Он нарисовал эскиз, но потом сменил место работы, устроившись в другое предприятие, которое также занималось домостроением. Эскиз он забрал с собой. Так мозаика и переехала на новое место.

По мозаике на ул. Портовой нашлась пара архивных фотографий, а вот по Камской — нет.



Вообще проблема мозаичного наследия в том, что по нему очень мало информации. Об авторстве, о каких-то фактах создания, вообще документальных каких-то свидетельств практически нет. Их фотографии нечасто можно найти даже в архиве.

В прошлом году я очень активно искал информацию в нашем калининградском архиве, нашёл совсем чуть-чуть. На заседаниях союза художников Калининграда обсуждались лишь какие-то знаковые объекты, а рядовые мозаики изготавливались на предприятиях. В нашем случае это мог быть ЖБИ или комбинат домостроения. Там уже шла частная инициатива, что называется.

— На сами предприятия не обращался?

— В ЖБИ обращался. Там уверяют, что всё передали в Государственный архив Калининградской области, поэтому у них в архивах ничего нет. При этом в ГАКО также говорят, что у них нет этих документов.

Если взять остановки с мозаиками в Правдинском районе, то через различные знакомства я вышел на людей, которые работали в этой сфере, занимались строительством дорог (к этой инфраструктуре относились и остановочные павильоны). Строившей остановки организации уже не существует, архивов также не сохранилось. Да что тут говорить, если о мозаике на доме культуры в Правдинске, которую делали ленинградские художники и которая является объектом культурного наследия, тоже нет никакой текстовой документальной информации. Но мне удалось найти контакт самих авторов и даже съездить в Петербург, пообщаться с архитектором.

— На мозаике, насколько я помню, есть хотя бы подписи...

— Да, там есть подписи: Михеев и Крикуненко. В интернете «гуляла» ошибка, что художника звали Валерий Михеев, а на самом деле его Владимиром зовут. Удивительно, что ни в региональном, ни в правдинском архиве нет документов, которые подтверждали бы точную датировку изготовления этой мозаики. Сами художники дат тоже не помнят. Я общался с Людмилой Орловой, которая тогда управляла отделом культуры Правдинского района, она была инициатором создания этой работы и поэтому заинтересована в её популяризации. Она искала у себя какие-то материалы, обращалась к своим знакомым, которые в архиве правдинском работают, но ничего так и не нашли. А остановки — это вообще рядовые объекты. По ним тем более ничего нет.

— Про художников, создававших мозаику на Доме культуры в Правдинске... Как удалось выйти на Михеева и Крикуненко?

— Я начал поиски несколько лет назад. Фамилия Михеев — очень распространенная. Я даже нашёл художника с таким же именем. Это московский скульптор, которому я позвонил, сказал, что я из Калининграда, и поинтересовался, знает ли он, где находится Правдинск. Оказалось, что никакого отношения к мозаике он не имел.



В прошлом году я разыскал архитектора Крикуненко, состоящего в Союзе художников Санкт-Петербурга. Мы с ним познакомились, и он мне рассказал подробности. Крикуненко и Михеев, как оказалось, работали ещё и в Светлогорске — там они занимались интерьерами военного санатория. Михеев делал гобелены, а Крикуненко оформлял клуб военного санатория. Так вот потихоньку информация и собирается.

Кстати, Владимир Николаевич Михеев не любит вспоминать свою работу в Правдинске, потому что её не принял Союз художников Ленинграда должным образом. Тогда должна была приехать комиссия принимать мозаику, но не приехали. Там были какие-то свои внутренние разбирательства.

Когда я выяснял его контакты, меня предупреждали, что он не любит разговаривать. Но мне удалось наладить с ним связь. Я поблагодарил за эту выдающуюся работу, за то, что она есть у нас в области, и почувствовал, что это его тронуло.

Кстати, благодаря Крикуненко мы обнаружили три эскиза Владимира Михеева работы в Правдинске. Это такие объемные изображения, выполненные из разных материалов, в том числе и пластилина. Родственники художника готовы отдать их в музей, можно будет перевезти их в Калининградскую область. Это было бы очень здорово, будем стараться помочь этому случиться.

— В Калининграде некоторые мозаики, спасением которых вы занимаетесь, в довольно печальном состоянии. Причем даже те, которые находятся на видных местах. На набережной Нижнего пруда, например. Когда горвласти анонсировали ремонт набережной, они собирались и мозаики восстановить, но у них и после ремонта променада не хватает нескольких фрагментов.

— Автор их эскизов художница Анаит Абрамян. Она уехала в Канаду в 90-х годах. Насколько я знаю, эскизы делала она, а выкладывали смальту художники Владимир Корнилов, Николай Шаповалови и Ольга Дмитриева. Они же выкладывали мозаику на первом этаже техникума советской торговли (сейчас это колледж РАНХиГС) на улице Артиллерийской, также по эскизу Абрамян.

— Когда ремонтировали набережную Нижнего озера, для восстановления мозаики привлекали тех же художников?

— Не думаю. На одном даже видно яркое жёлтое пятно — это и есть отремонтированный участок.



— То есть не смогли подобрать колор.

— Да, ремонт сделали довольно просто. А изначально этот узор собирался обратным набором. Есть технология прямого набора, когда мозаика выкладывается художниками непосредственно на месте (пример можно увидеть на фасаде санатория «Янтарный берег» в Светлогорске или на том же ДК в Правдинске). Такие изображения более рельефные. Обратный же набор — это когда мозаика выкладывается в специальной форме в зеркальном отражении, а потом заливается сверху раствором, застывает, а потом монтируется по месту. Изображение в этом случае находится на одной плоскости. Из—за этого легко отличить, обратным набором мозаика собиралась или прямым.

Про мозаику Анаит Абрамян на набережной можно сказать ещё два слова. Со мной связывалась администрация Калининграда. Они спрашивали контакты реставраторов. Я обратился к Богдану Лавриненко. Это мастер-мозаичист, которого в прошлом году наш проект «Наследие стен» привозил в Калининград и для проведения мастер-класс по реставрации советской мозаики в Заостровье. Калининград близок Богдану, так как очень часто бывал тут в детстве, а также его дядя живёт недалеко от Нижнего озера. Богдан обследовал мозаики на набережной, выстроил приблизительный ход работ по их восстановлению и составил смету. Мы всё это передали администрации.

— Там ужаснулись от цены?

— Нет. На самом деле, ужаснулись мы, когда нам предложили составить другой проект с полным демонтажом существующих работ. Мы же рассчитывали, что всё можно сделать на месте, восполнить утраты, не демонтируя, так как там есть часть, которая выглядит довольно цельно. Это, как ты понимаешь, совершенно другие ресурсы. И человеческие, и временные, и технические, и финансовые. Мы подумали, что заключения одного эксперта недостаточно и обратились в Зеленоградск к художнику и нашему другу Паше Савельеву. Он тоже считает, что все работы можно провести на месте. Мы также предлагали художнику Корнилову поучаствовать, который выкладывали первоначальное изображение. Однако окончательного ответа от мэрии мы пока не получили. У нас есть информация, что мозаикой хотели заниматься именно в этом году. Я бы подчеркнул, что при демонтаже мозаики такие утраты могут быть, что придется создавать новую работу, и сохранности аутентичности не будет, а это очень важно. Примерно то же самое получилось с Солнечными часами в Светлогорске. Я считаю, что это неправильно по отношению к оригинальному историческому наследию.

— Рядом с Нижним озером ещё одна проблемная мозаика на арт-объекте «Мировые часы». Что-то известно о создателях этого объекта?

— Насколько я помню, авторы проекта — бывший главный архитектор Калининграда Евгений Попов и Юрий Фильчин. Мозаика там действительно в плохом состоянии. Некоторые таблички пропали, а также оторвали металлические меридианы. Я, кстати, уже писал письмо в администрацию по поводу необходимости ремонта. По-моему, это был 2020-й или 2021-й год, я тогда познакомился с Богданом Лавриненко. Он зимой приехал в Калининград, увидел состояние этой работы, которую тоже помнит с детства, ужаснулся. Он изучил её историю и искал, к кому можно обратиться. Тогда он связался со мной, и мы вместе составили обращение в администрацию. Пригласили на совещание, но пока думают. Несколько лет назад часы какое-то время ещё работали. Сегодня они, конечно, не функционируют.

Вообще это что-то действительно уникальное, самобытное и редкое, поэтому, конечно, надо приводить часы в порядок. К тоже же место тут очень проходное. Состояние таких объектов отражает отношение к истории, к наследию, к городской среде.

— В Калининграде время от времени сносят заводские цеха, как сейчас на Вагонзаводе, и вместе с ними исчезают в том числе мозаики. Можешь перечислить главные потери последних лет?

— Я могу сказать о потере этого года. Надеюсь, больше их не будет, потому что риск есть. Мы её называли самой западной мозаикой нашей страны. Находилась она в бывшем бассейне в Балтийске и исчезла вместе с самим зданием. Изначально это было немецкое паровозное депо, которое моряки Балтийска после войны героически восстановили. В этом бассейне, кстати, Бродский бывал. Я так понял, что власти решили благоустроить место, на котором находится это здание, для этого они его и снесли. Мы приезжали, когда происходил снос, там было видно, что толщина кирпичной кладки стен очень серьезная, конструкции кровли стальные, клёпаные фермы. В принципе, можно было бы его сохранить, но это, конечно, сложнее и больше денег требует.

— Мозаика там какого размера была?

— Это была довольно большая работа. Мы приезжали, чтобы оценить возможность демонтажа. Изначально мы писали, что готовы участвовать в её сохранении. Даже прошлой осенью встречались с архитектором Балтийска. Он нам сказал: «Как только будут известны планы, мы вам сообщим». А в этом году он мне пишет, что демонтаж начинается через несколько дней. Зима была, и на демонтаж выделили всего пару дней, потому что были временные ограничения по контракту. Снять мозаику — это небыстрая история. Чисто теоретически её можно было при помощи техники снять вместе со стеной и потом использовать в оформлении сквера. У администрации времени на это не было, а у нас не было ресурсов. К сожалению, мозаику демонтировали.



— Что там было изображено?

— Сюжет был интересный и очень современный. Там были изображены виндсёрферы, парень на байдарке, дельфины — очень симпатичная морская тематика. Для создания была использована простая керамическая плитка. Также из недавнего прошлого: была утрачена мозаика на Киевской. Да, Паша Савельев, зеленоградский мастер-мозаичист, друг нашего проекта, проделал огромную работу, сделав новую мозаику. Он очень постарался, так как пытался сохранить рисунок. Он же проделал исследовательскую работу по поиску авторства.

— Нашел?

— Да. Документально это никак не подтверждено, но есть очень высокая доля вероятности, что сделал её художник, который сам жил в Балтрайоне. Леонид Емельянов. Паша общался с его женой и дочерью.

— Сам художник уже умер?

—Да. У нас, кстати, есть предположение, что этот же художник (возможно, со своей бригадой) оформлял здание автовокзала на Московском проспекте. Его жена прислала Паше эскизы орнамента, который один в один с тем, что идёт по периметру фасада здания. Похожий орнамент был также использован в Зеленоградске при оформлении входной группы детского дома «Наш дом». Возможно, и там автор тот же, так как даже материал там использовался один. В этом детском доме я очень часто бываю, и у нас есть цель снять утеплитель и открыть там ещё одну мозаику, чтобы отреставрировать её. Там как раз дети изображены. Фото этой работы мы размещали на нашем сайте.

— Ты уже сказал, что очень сложно установить авторство мозаик на остановках. Тем не менее, известен хотя бы один автор?

— Нам, вероятно, известен исполнитель. Также у нас есть догадка, как именно была выстроена система оформления этих остановочных павильонов. По словам сотрудника, работающего в правдинском дорожном хозяйстве, мозаики создавались на предприятии, которое могло быть как в Калининградской области, так и в любом другом городе Советского Союза. Далее из Правдинского района отправлялся запрос, после чего панно присылали и монтировали на месте. Он же рассказал, что в Домново, в Филипповке и в Извилино мозаики на остановках точно привозные.

— Ты говоришь, что по крайней мере одна фамилия известна.

— Чаще всего фигурирует фамилия Бронюса Сакалаускаса (был сотрудником правдинского «ДЭП-2» с 1958 года, где работал столяром — прим. «Нового Калининграда»). Мне про него ещё фотограф Борис Регистер говорил, так как он фотографировал наши калининградские остановки. Регистер уверяет, что Скалаускас оформлял несколько остановок по дороге на Правдинск из Калининграда морской галькой и природным камнем (например, в Каштаново). Было это либо в конце 80-х, либо в начале 90-х.

— По какому принципу вы выбираете объекты, которыми потом занимаются волонтёры «Наследия стен»? Продумываете ли работу так, чтобы в акции принимали участие местные жители, которые могли бы потом присматривать за объектом?

— Остановку в Низовье, где замок Вальдау, мы чистили именно так. Написали объявление на доске объявлений этой самой остановки, пригласили жителей. В нашей группе также делали анонс (обычно его в какой-нибудь местный паблик стараемся репостить). И мы не просто приглашаем непосредственно поработать, мы также просим, чтобы с нами поделились архивными материалами. Так, например, нам удалось найти архивную фотографию мозаики в Заостровье, которая на магазине находится.

Но бывает, когда просто приезжаем и чистим. Когда чистили остановку в Извилино, там за несколько часов ни один человек мимо не прошёл и не пришёл подождать транспорт. Другими словами, мы стараемся взаимодействовать, если есть с кем.

— В регионе остались довоенные мозаики? Если не считать самой известной на стене кирхи в Зеленополье.

— Нам известна мозаика 1920 годов в зеленоградской школе. Там она на напольном покрытии. Кто был художником — нет информации. Кстати, авторство мозаики в Зеленополье также не установлено, как мы ни пытались. Это просто уникальная работа.

— Можешь назвать неочевидные настенные изображения, которые скрыты от посторонних глаз, но уникальны?

— Есть очень высокая вероятность, что в Гусеве на заводе «Микродвигатель» в интерьерах сохранились росписи Адольфа Шевченко (советский и российский художник-график, мастер линогравюры, член Союза художников СССР с 1965 года, заслуженный художник России — прим. «Нового Калининграда»). Дело в том, что мы всё никак не доедем их посмотреть, сам я только через стекло их видел. Там, кстати, интересный сюжет на тему науки. Я видел эскизы этих работ, они хранятся в фондах Калининградского музея изобразительных искусств. Когда я увидел эти работы, то очень удивился и обрадовался, потому что именно он автор сграффито (техника нанесения изображения с частичным процарапыванием по заданному рисунку — прим. «Нового Калининграда») на космическую тематику на улице Леонова в Калининграде. Шевченко вместе с Михаилом Пясковским (народный художник России, который с 1967 по 1981 и с 1998 по 2004 год был председателем правления Калининградской организации Союза художников РСФСР и России — прим. «Нового Калининграда») делали мозаичную работу на турбазе ЦБК в Ладушкине, которую мы в прошлом году чистили и реставрировали.

— С кем-то из калининградских мозаичистов, работавших в советское время, поддерживаешь отношения?

— Да. У Юрия Смирнягина был в мастерской. Он мне показывал эскизы прекрасных витражей и мозаик, которые не были, к сожалению, реализованы.

— У Нелли и Юрия Смирнягиных знаковые мозаичные работы в кинотеатре «Октябрь» (сегодняшний Дом искусств) и на универмаге «Атлантике» в Светлом. Что ещё из известного они оформляли?

— По словам Юрия, был ещё витраж в административном здании торгового порта, а также еще в одном административном здании в центре города. Я проверял — витражи утрачены. В Светлом, кстати, три мозаики. Ещё на здании библиотеки и на кинотеатре «Буревестник». Но последняя утрачена. Ну, и, конечно, одна из выдающихся работ Юрия Смирнягина — это витражи в Калининградской филармонии.

— А витраж в бывшем ДК Тарного комбината чей (где Ленин)?

— Неизвестно. У нашего друга из Петербурга Андрея Юдина есть проект «Ленин в камне». Он тоже заинтересовался этой работой. Очень большая вероятность, что авторами были литовские витражисты, потому что очень похоже на их школу — они любили такое стекло. В администрации Калининграда тоже был витраж, которого теперь нет. Убрали его, потому что это советское наследие, и сейчас иногда не понимают его ценности. Это одна из главных проблем.

Накануне был в Гурьевске, и мы там общались с дорожниками по поводу остановок в Родниках и в Низовье. Мне там открыто говорили: «А какая в них ценность?» Я принес им книги про эти советские остановки, долго рассказывал, но в ответ получил: «Мы дорогами занимаемся, и нам эти объекты вообще ни к чему. Если хотите, то давайте там что-то делать». Эта встреча состоялась только после того, как их завалили просьбами в содействии о сохранении. И вопрос до сих пор не решен, к сожалению. Есть вероятность, что эти объекты всё равно будут утрачены. Их могут снести к 80-летию Калининградской области, по сути.

— Кстати, по поводу грядущего 80-летия Калининградской области. Недавно директор музея «Фридландские ворота» Андрей Ярцев сообщил, что Калининграду нужен музей индустриального наследия. Комментарий он давал на фоне сноса кузнечного цеха Вагонзавода. Проблема в том, что в городе и регионе вообще нет места, куда можно поместить те же исторические станки, мозаики, какие-то крупные элементы. Тот же музей «Фридландские ворота» уже стал складом для разобранных мостов, и эти механизмы там лежат просто, как груда железа. Фонд капремонта в своё время анонсировал создание депозитария, но незаметно, чтобы он хорошо работал. Если такой индустриальный музей создавать, то где он должен быть, по-твоему?

— В нашем городе есть уникальный индустриальный объект 1920-х годов очень высокой степени сохранности внешне и внутри — по сути это готовый технический музей. Но пока не будем привлекать к нему лишнее внимание.

— Ещё есть площадки под такого рода музей?

— Есть. Там оборудование не сохранилось, однако сами площади позволяют разместить технический музей и ещё много всего. Это ГРЭС-2 в Светлом, бывшая электростанция Пайзе. Бывал там несколько раз. Объект масштабный — большие индустриальные здания, оформленные клинкерным кирпичом — дух захватывает!

Если создавать там музей, это для Светлого стало бы толчком к развитию. Город сам очень индустриальный, электростанция недалеко от него находится, к ней и по воде из Калининграда подойти можно. Но мне пока кажется, что если там что-то и будет, то, скорее всего, какое-то производство. Тем не менее, можно было бы создать мощный индустриальный парк. Там и зелёные пространства есть, можно создать инфраструктуру для дайверов и скалодромы. Мог бы появиться новый многофункциональный объект, где было бы и про историю, и про просвещение, и про отдых. Мы в свое время делали с товарищем небольшой соцопрос среди жителей города Светлый. Я как раз заканчивал учиться и использовал этот материал в своём проекте. Мы спрашивали, знают ли люди, почему Светлый называется Светлым. Также выясняли, каких культурных объектов, на их взгляд, не хватает в город. Кто-то называл бассейн, но многие называли музей и концертный зал. Пространства ГРЭС-2 позволяют нам сделать все это и даже больше.

— Часто люди, которые занимаются изучением наследия, начинают свою коллекцию собирать. У тебя такое что-то есть? Или ты не привязываешься к материальным вещам?

— Привязываюсь. У меня, если мы говорим про индустриальное наследие, есть довольно хорошая коллекция открыток 1930-50 годов с различными индустриальными картинами советских лет. Несколько сотен штук, наверное. Это изображения железной дороги, предприятий, шлюзов и так далее. Литография есть одна. Также мне в руки попал выброшенный архив «Цепруса», в котором несколько сотен снимков. там же нашел папку с паспортом котла, который заполнял и с момента установки в 1903 году до конца нулевых. Еще я собираю книги по теме индустриального наследия. На разных языках: о предприятиях, компаниях, изобретателях. Более 100 экземпляров в библиотеке набралось.

— Ты говорил, что «архитектура — застывшая музыка», и здания олицетворяют те музыкальные стили, которые ты слушаешь. Это индастриал?

— Слушаю в том числе и его, но, во-первых, выборочно, и не чистый индастриал, а когда он присутствует в каком-нибудь Death Metal (поджанр метала, характеризующийся искажённым звуком низко настроенных гитар, скоростной техникой исполнения и экстремальным вокалом — прим. «Нового Калининграда»), типа группы Fear Factory (американская метал-группа из Лос-Анджелеса — прим. «Нового Калининграда») или Dark Ambient (жанр постиндустриальной музыки со зловещим, мрачным гудением и часто мрачной, монументальной или катакомбальной атмосферой — прим. «Нового Калининграда»). В этих направлениях музыканты записывают какие-то естественные звуки заводов и промышленных предприятий, используя их в создании музыкальных композиций. Также к моим любимым жанрам можно отнести Brutal Death Metal, Death-Doom — такая музыка даёт ощущение чего-то таинственного, первобытного, грубого. Получается, что здания выглядят очень монументально, и музыка такая, которая эту архитектуру воспроизводит.

Еще люблю скоростной Black Metal, а вырос я на металлизированном хардкоре и тех идеях, которые музыканты несли в своих текстах — независимость, справедливость, честь, верность, семья, друзья, помощь ближнему, принципы DIY (Do it yourself — «делай сам» — прим. «Нового Калининграда»).

Прослушивание подобной музыки — это способ сбрасывать свою агрессию и негатив. Кто-то не сдерживается, и у него это потом в быту проявляется, а я музыку послушал и мне спокойно, радостно и оптимистично. В общем, я до сих пор всё это слушаю, собираю винил и кассеты, покупаю мерч, поддерживая группы таким образом. На концерты в последнее время не хожу. Разве что на органную музыку, потому что в ней я для себя открыл практически все музыкальные стили, которые я люблю.

— У тебя не было мысли соединить архитектуру и музыку? Например, организовать фестиваль на территории заброшенного завода.

— В 2009, 2011 годы я организовывал метал-концерт в башне Врангель и эко-фестиваль на Балтийской косе, в них сочеталась архитектура и природа, на Балткосе мы тогда ещё и уборку провели. В 2022 году, когда Вагонзавод прекращал свою деятельность, я общался с его руководством, хотел там сделать концерт и пригласить калининградскую группу Noye (это сладж / пост-метал), хотел ещё пригласить электронный проект First Rebirth, своих друзей-виртуозов из группы Blednyj.

Но условия были неподходящие, а потом навалилась работа, и всё отложилось. Были ещё планы сделать фестиваль на зелёной площадке возле двухъярусного моста, когда там была свободная территория, но сейчас на том месте уже строится новый автомобильный мост. В общем, такие мысли были. Может быть, что-то ещё и реализуется.

Про музыку, на самом деле, можно много говорить. Я ещё замечаю, что очень часто архитектурные объекты используются в оформлении альбомов. Есть московская группа Gosudar, они пару лет назад выпустили кассету, в оформлении которой они использовали образ фонтана Гюмри — это такой советский модернизм. То есть не я один ощущаю эту связь музыки и архитектуры.