Вопросы застройки Калининграда и сохранения исторического облика города традиционно вызывают споры как в обывательской, так и в экспертной среде. Один из тех, кто изнутри знаком с проблемами застройки, — последний главный архитектор советского Калининграда Сергей Лебедихин, стоявший у истоков создания в регионе свободной экономической зоны. «Новому Калининграду» он рассказал о снижении боевого духа архитектурного сообщества, подковёрных играх власти и пояснил, почему заигрывание чиновников и застройщиков с сегодняшним Градсоветом напоминает ему спектакль.


— Сергей Вениаминович, вы стали главным архитектором Калининграда в 1990 году, когда еще существовала прежняя советская власть. Как долго вы пробыли на посту и что тогда входило в функции главного архитектора областного центра?

— Я им был с 1990 по 1992 год. До этого был директором «Калининградгражданпроекта», уже потом меня пригласили на город. Но я был не просто главным архитектором, я был первым зампредом Калининградского горисполкома, и в моем ведении были культура, земля, строительство и архитектура. Это хороший блок. Тогда я сам организовал земельный комитет, который работает и сейчас, сам создавал и подписывал документы по экономической оценке земли в Калининграде, сделал карту экономического зонирования Калининграда, по которой собирают налоги и сейчас. Ставка менялась многократно, а карта до сих пор живёт.

Дел было очень много. Вместе с Маточкиным (первый губернатор Калининградской области — прим. «Нового Калининграда») начинали готовить в Калининградской области зону свободного предпринимательства. Наша «великолепная семёрка» на общественных началах, вечерами и в выходные создавала первую редакцию документации для этой зоны, которая потом стала называться свободной экономической. То есть наша группа под руководством Юрия Семеновича Маточкина (секретарём был Александр Яковлевич Баринов) разработала технико-экономическое обоснование создания в Калининградской области зоны свободного предпринимательства. Это был первый документ, который потом многократно правился. Потом мы 20 лет жили в условиях 30-процентного изготовления товара на территории региона. То есть, если добавочная стоимость 30% создавалась на территории области, значит, ты уже имеешь преференции и твой товар считается произведённым на территории Калининграда. Это содержалось в нашем первом документе. Мы сами предложили и сами воткнули это в текст. Так оно и пошло и позволило 20 лет области держаться. Это, я считаю, очень серьёзный момент.

В общем — отдыхать было некогда, но и время было очень сложное. В 1992 году мне пришлось уйти. Были свои, так сказать, подковёрные дела.

— Можете подробнее о подковёрных делах?

— Я написал заявление и ушёл, но это было непросто, очень непросто. 1991 год — это же у нас и ГКЧП (Государственный комитет по чрезвычайному положению, группа политиков, выступившая против распада СССР и Перестройки, претендовавшая на власть в стране в августе 1991 года — прим. «Нового Калининграда»), и вся эта, так сказать, сложная ситуация. В самый-самый сложный момент, в августе, когда всё это варилось, я вообще один оставался на городе.

— Что значит «один на городе»?

— Тогда исполняющий обязанности председателя горисполкома Шипов Виталий Валентинович куда-то уехал, в командировку или ещё куда-то... Тяжело было. Шипов на какой-то период исчезал, потом назад вернулся. А потом были объявлены выборы мэра Калининграда. Было три кандидатуры: моя, Игоря Ивановича Кожемякина и Хроменко Николая Григорьевича. Были уже группы поддержки, пошли встречи в коллективах. И вот всё идет, развивается... В этот же период был назначен губернатором Юрий Семёнович Маточкин. Он только приехал и позвал меня в свою команду. Мы с ним посидели, я сказал, что меня уже зарегистрировали и столько встреч прошло. В общем, решили, что город — это тоже важно, и он не стал меня сдергивать. Давай, мол, продолжаем. А дальше произошли события совершенно неожиданные. В общем, наши выборы задохнулись. На уровне Верховного Совета и Ельцина произошли, так сказать, трепыхания. Верховный Совет настаивал на проведении выборов губернаторов, но они уже были назначены. Кончилось дело тем, что Ельцин просто запретил все выборы. В том числе и выборы мэров. Несмотря на то, что проходили встречи и всё такое прочее, всё это заткнулось на определённой стадии. А поскольку главой города очень хотел стать Шипов, бывший тогда председателем Совета, возникли очень неприятные моменты и пришлось уйти.

— Чем вы занимались после выхода из гонки?

— Поначалу меня пригласили работать директором филиала ВТБ. А потом я создал инвестиционную компанию «Российская Прибалтика». За столом совета директоров мне удалось собрать Фонд имущества города Калининграда, Фонд имущества Калининградской области, Янтарный комбинат, часть нашего рыбопромыслового флота (Валерий Атаманов), ВТБ, конечно, я туда же втянул и так далее. В общем, собрал могучую команду, и мы хотели работать, но с области, как с особой зоны, сняли преференции — часть инвесторов ушла, потом сняли ещё раз — инвесторов не осталось вовсе.... и я вернулся в специальность.

— Что можете сказать о сегодняшнем функционале главного архитектора города? Как он изменился?

— Это постепенно куда-то уплывало. Всё произошло не в один день. После меня, с 1992 года и до Павла Михайловича Горбача, в этой должности остался Василий Федорович Британ, который был моим заместителем. Конечно, он так же, как и я, рассматривал эскизы и всё согласовывал. Поначалу всё шло таким же путём: и Госархстройконтроль (ГАСК) работал, и право на выдачу разрешений на строительство принадлежало главному архитектору. После 2000 года ликвидировали ГАСК и заменили его Госстройнадзором. Но у него была уже другая функция. Дело в том, что самое короткое определение архитектуры содержится в Кратком толковом словаре русского языка. Там, говорится, что архитектура — это искусство строить здания и города. Но при этом строить крепко, удобно и красиво. Если есть три этих составляющих — это архитектура, а если ты построил только крепко, но некрасиво — это уже не архитектура. Когда ликвидировали ГАСК и создали стройнадзор, то эстетическая функция ушла совсем. Это очень плохо.

— В каком году это произошло?

— Где-то 2007-й или 2008-й. Я точно не скажу.

— Разве борьба с архитектурными излишествами не при Хрущёве ещё началась?

— Нет-нет-нет. Мы же работали, и всё это было. Да, при Хрущёве была такая «ямка». Тогда все знали этот самый анекдот: Хрущёв спросил у нашего президента архитектуры, сколько стоит квадратный метр жилья. Тот не ответил, и Академию архитектуры разогнали. Да, был такой период. Когда я учился в институте (я его в 1968 году окончил), у нас не было теории композиции. Мы занимались жильём, близким к типовому. И если кто-то находил старую книжку Академии архитектуры по теории композиции или что-то подобное, был ажиотаж. Мы переписывали её, друг у друга брали на полдня или на ночь, чтобы успеть схватить какие-то элементы, потому что из программы это дело было убрано совсем. Да, была такая попытка эстетику убрать, но потом она потихоньку восстанавливалась. Когда я закончил институт и работал, всё у нас было. ГАСК был у меня, разрешения на строительство тоже были у меня. Всё это было под главным архитектором, и можно было работать.

Но когда ушёл Госархстройнадзор, это уже стало совсем плохо. У нас на Советском проспекте стоит рядом с заправкой шестиэтажное здание, окрашенное в красно-оранжевый цвет, — дом № 179 (по этому адресу сегодня находится Калининградская торгово-промышленная палата — прим. «Нового Калининграда»). Я его проектировал, у меня есть все картинки, как всё было сделано и согласовано. Мы тогда с Ярошуком (бывший мэр Калининграда — прим. «Нового Калининграда») сидели и обсуждали его, потому что здание было необычным для той зоны. Всё было красиво сделано, но заказчик отказался делать рабочую документацию. Разрешение в тот период уже давали по проектной документации. Заказчик схватил эту документацию, отказался от сотрудничества со мной и от рабочей документации и начал строить гадость. Конечно, это только строительный надзор контролировал. Я видел, как портили здание, обращался к главному архитектору города, тогда это был Слава Генне. Потом говорил с Валерой Макаровым (основатель строительной компании, сейчас депутат Заксобрания — прим. «Нового Калининграда»), и он мне посоветовал пойти в стройнадзор, так как только они могли что-то там поправить. Я взял все документы, поехал в стройнадзор, встретился с руководителем, курировавшим эту стройку... Им всё показывал и говорил: «Ребята, ну нельзя это делать!» Но всю гадость построили.

Сейчас стараюсь объезжать это место. Объем-то весь нормальный, а сделано здание никуда не годно. Там оказалось так, что заказчик был близок к власти, и поэтому он мог хулиганить. Чем ближе к власти находится заказчик, тем больше хулиганства от него при отсутствии главного архитектора и при отсутствии ГАСКа.

— С какого конкретного момента вы начали замечать, что дело в сфере градостроительства идет к ухудшению?

— Думаю, что это 2007−2008 годы. Тогда много чего ещё ухудшилось. Раньше был термин «проектная документация». Под этой проектной документацией у нас были и технико-экономическое обоснование, потом более серьезная стадия — проект, а потом шла рабочая документация, когда доходило до отделки, до деталей, вплоть до радиаторов... В 2007 или 2008 году эту схему поломали. Вычленив только стадию «П», назвали её проектной документацией и на её основании стали давать разрешения на строительство. То есть разрешили строить без рабочей документации. Всё и полетело в тартарары. Помните большие пожары, которые у нас произошли в Перми и в Кемерово? Тогда показывали по телевизору, как там всё внутри выгорело. Пути эвакуации сгорели! Ребята, вы же сами дали возможность строить на проектной документации без рабочей. А вся отделка идёт в рабочей документацией. Поэтому нам настроили того, чего нельзя было делать. Там столько людей погибло, потому что вся отделка на пути эвакуации была сгораемая.

Если проектировщик делает рабочую документацию, он несёт за неё ответственность. Если потом что-то случается, его хоть можно взять за одно место или на нары посадить. А тут взяли и отменили. Отменили совсем. И поэтому вот происходят такие вещи. Они и дальше будут происходить.

— Какую характеристику вы можете дать Градсовету, который сейчас собирают для обсуждения проектов, готовящихся к реализации?

— Очень долгие годы я и сам его проводил. Было всяко-разно. На сегодняшний же день это цирк на поляне, который, думаю, тоже скоро закончится. Областной градостроительный совет по квоте набирает кучу всяких чиновников. Кроме того, была квота Союза архитекторов, который должен был рекомендовать шесть ведущих экспертов.

— В прошлом году состав Совета довольно серьезно изменили...

— Да. По той информации, что у меня есть, случилось так, что один крутой, так сказать, застройщик захотел построить в Светлогорске огромнейший комплекс. Градсовет ему дружно сказал, что нельзя такой большой строить и предложил ему разделить комплекс на отдельные куски, чтобы это всё «плавало» в зелени, как и положено в Светлогорске. Вместо того, чтобы скорректировать документацию, застройщик пошёл к губернатору, а губернатор взял и разогнал Градсовет. Вот и всё. Но это версия, доказательств нет. Поэтому и имя застройщика называть не буду. Я остаюсь членом правления Союза архитекторов, и там мы этот вопрос обсуждали.

После этого изменили само положение. В положении вместо шести человек от Союза оставили троих всего, а остальные трое — по усмотрению главного архитектора области. Потом мы узнали, кто эти трое. Москвитина Юрия Александровича мы, конечно, поддержали. Но двое других ребят были очень слабыми, совсем не на уровне областного Градсовета. Тем не менее, на какой-то период мы согласились и с этим. Сейчас пока что там три человека работают с подачи Союза и трое упомянутых выше. Может быть, что-то там и поправится, какое-то дерганье там идёт.

Но дело в том, что Антон Андреевич (Алиханов — экс-губернатор Калининградской области — прим. «Нового Калининграда») не только сам из области ушёл, он же за собой и зама утащил, который был по нашим вопросам, Дмитрия Кускова. Сейчас у нас и этого контакта нет.

— С новым губернатором архитектурное сообщество как-то выстраивает отношения?

— Сложно сказать. Я в своё время восемь лет был председателем Союза архитекторов. На тот момент это был достаточно боевой Союз. До меня был Вадим Геннадьевич Еремеев, потом я 8 лет был, а после меня был Серёжа Гулевский, тоже, так сказать, нормальный и тоже два срока проработал. Сейчас другая ситуация. В своё время, после Василия Федоровича Британа, нужно было выбирать главного архитектора города. Тогда 12 человек, выходцев из Средней Азии, написали письмо мэру Савенко, они толкали главным архитектором Вадима Хвана (кстати, сегодняшний председатель Союза был в числе тех двенадцати). В общем, Савенко был готов поддаться. Но эта диаспора была новая, она не знала всех наших дел.

— Эти архитекторы в начале 90-х в Калининград переехали?

— Да, так сказать, целой кучей сюда прибыли. Некоторые, как Олег Копылов, немного раньше. Мы тогда взяли и собрали расширенное правление. Мы обстоятельно и хорошо написали, что всё-таки ценз оседлости очень важен. Поскольку человек не работал тут и не знает наш регион, мы заявили, что считаем это неправильным.

Выдвинули перечень претендентов, которых рекомендовал Союз архитекторов. Письмо подписали все, кто участвовал в обсуждении, а не только руководитель. Знаешь, такая хорошая петиция получилась. Хвану тогда дали, так сказать, отбой и избрали Пашу Горбача. То есть мы нормально работали Союзом.

Или вот тоже история времён боевого Союза. У нас есть Южный вокзал. Но вот появилось поветрие, что немецкий дух надо убирать. Было поручено двоим работавшим в исполкоме архитекторам, Михаилу Суслову и Альбине Гараниной, надстроить этаж Южному вокзалу и оштукатурить фасад.

— Это какой год был?

— В 80-х. Борьба с германизацией тогда тоже была. Документацию по изменению облика нашего Южного вокзала отправили в филиал МГСПИ (Московский государственный союзный проектный институт — прим. «Нового Калининграда»), это сегодняшний Промпроект. Им уже отдали заказ, всё, уже запустилась работа, и одобрение обкома было. Причём здание, по-моему, тогда не являлось объектом культурного наследия.

Мы, конечно, были возмущены таким делом и начали противодействовать по линии правления Союза архитекторов. Это ведь только сейчас все вздрагивают, когда историческую архитектуру портят, а тогда чего было вздрагивать? Но у нас если мы считаем так, то мы и пишем так, как думаем. В общем, взяли и начали писать и выступать по этому поводу. Мол, ребята, это же культурное наследие. Председателем нашим тогда был Вадим Еремеев, а я — член правления. На Вадима гонения начались по этому делу. Но пока шли разбирательства с нами, уже запахло перестроечными делами, и спасти здание всё-таки удалось. Южный вокзал — хорошее и интересное здание. Если бы сегодняшнее правление оказалось в такой ситуации, то у нас бы Южного вокзала не было, потому что той боевитости нет. Противодействие возникает лишь по наиболее острым вопросам.

— Пример острого вопроса можете привести, который может мобилизовать Совет?

— Ну, возьмём, к примеру, тему архитектурно-градостроительного облика. Но члены Совета даже тут переживают, как бы чего не вышло. Архитектурный облик города всегда был епархией главного архитектора города. Народный архитектор СССР Николай Варфоломеевич Баранов, который был главным архитектором Ленинграда (Баранов занимал эту должность с 1938 по 1949 год — прим. «Нового Калининграда»), написал в 1979 году хорошую книгу «Главный архитектор города». Он подробно там всё расписывает. В частности, он говорит про то, что хороший облик города не сделаешь без режиссёра, а режиссёром должен быть главный архитектор.

В 1995 году был принят закон об архитектурной деятельности на территории Российской Федерации, вслед за тем в 1997 году было опубликовано постановление по поводу местных органов архитектуры. Там тоже всё расписано и много чего сказано хорошего, в том числе по облику. В общем, всё было нормально.

В мае 2023 года вышло постановление, подписанное Мишустиным, по поводу архитектурно-градостроительного облика (речь идёт о постановлении № 857 «Об утверждении требований к архитектурно-градостроительному облику объекта капитального строительства и Правил согласования архитектурно-градостроительного облика объекта капитального строительства» от 29 мая 2023 года — прим. «Нового Калининграда»). Постановление хорошее, серьёзное. Там написано, что архитектурно-градостроительный облик согласовывают местные органы. То есть как объекты, так и улицы, и площади — всё что угодно. Потом, когда всё согласовано на местном уровне, информация поступает в тот орган, который выдаёт разрешение на строительство. Всё разумно, всё хорошо.

— А разрешение на строительство у нас выдаёт министерство градостроительной политики...

— Да, к сожалению, это забрали у главного архитектора города и передали туда.

Но что у нас сейчас происходит? В 2024 году, то есть спустя почти год после того, как было подписано постановление Мишустиным, у нас появляется местный документ, который подписан Антоном Алихановым 18 апреля 2024 года. Этот документ нам сообщает, что градостроительный облик согласовывает министерство градостроительства. Эти «друзья», недолго думая, вставили это дело, например, в Правила землепользования и застройки Светлогорска. Теперь Светлогорск облик не согласовывает, его согласовывает министерство. Лично я успел столкнуться с этим делом в сентябре прошлого года, когда делал там проект небольшого медицинского центра. Традиционно приготовил соответствующие материалы, которые обычно требуются, оформил их как архитектурно-градостроительный паспорт объекта и позвонил главному архитектору Светлогорска. А мне говорят, что в июле утвердили новые ПЗЗ Светлогорска, и теперь нужно идти в министерство градостроительства. Но я ведь до этого прочитал внимательно всё, что было подписано Мишустиным. Там есть шестой пункт, который говорит, что на местном уровне можно упрощать процедуру, потому что базовая процедура — это три тома проектной документации.

Конечно, я попытался созвониться с женщиной, которая исполняла обязанности министра в тот период, с Алёной Пабулой. Я объяснил ей суть вопроса и предложил встретиться. Она отказалась. Между тем у заказчика сменились планы, он работы приостановил, и жёсткая необходимость согласовывать у меня ушла. Но проблема осталась. К тому же, пришло время рассмотреть Правила землепользования и застройки по Калининграду. Я увидел, что общественные обсуждения уже идут. Конечно, я тоже постарался отправить свои замечания.

— Вкратце можете рассказать, о чём речь?

— Я напомнил, что последние ПЗЗ Калининграда были утверждены нашим Горсоветом и приняты 25 декабря 2017 года. В приложении № 5 там есть карта зон особого градостроительного регулирования (центр города, вылетные магистрали и прибрежные территории). Я предложил принять эти зоны за основу при установлении зон архитектурно-градостроительного облика. Не новые придумывать, а эти взять, которые были разработаны и до сих пор действуют. Реконструкцию и строительство объектов капитального строительства в зонах АГО я предложил согласовывать с главным архитектором города, сославшись на упомянутое выше постановление Правительства РФ. Также я предложил ввести следующие градации: объекты общей площадью до 500 квадратных метров главный архитектор рассматривает и согласовывает на основе архитектурно-градостроительного паспорта объекта, подготавливаемого членом Союза архитекторов России, а объекты общей площадью более 500 квадратных метров главный архитектор согласовывает на основе материалов архитектурного конкурса (не менее трёх вариантов, разрабатываемых разными авторами — членами Союза архитекторов России).

Мне ответили не сразу, а уже в 2025 году. В ответе было много разных слов, но выделить из них можно одно — у главного архитектора области никаких предложений по этому поводу нет. Союз архитекторов тоже ответил без конкретики. Известно только, что сейчас работает комиссия и в течение первого квартала она намерена утвердить ПЗЗ Калининграда.

— Если говорить про область, то что смущает больше всего? Что придётся ездить в министерство по поводу любого согласования архитектурно-градостроительного облика?

— Давайте представим себе, что идёт проектирование какого-то серьёзного объекта в Черняховске, а согласовывает облик этого объекта министерство градостроительной политики, в составе которого нет ни одного архитектора и ни одного градостроителя. Это чисто юристы. Где тут здравый смысл?

Есть в этой централизации и другой вариант. Возьмём, например, «Водоканал», который тоже стал региональным. Есть, к примеру, Янтарный, где был человек, который на месте занимался вопросами водопровода и канализации. И после централизации внутри компании остался специалист, который всё ещё отвечает за Янтарный. У него есть все схемы размещения сетей, он сам выдаёт технические условия, сам всё контролирует. Получается, есть с кем говорить по конкретному муниципалитету.

В нашем вопросе, конечно, можно пойти подобным путём, но тогда придётся раздуть штат министерства градостроительства, назначить кураторов за каждым округом. Но и это не будет удобно. Всё-таки, когда человек находится на месте, ему виднее. Город — это живой организм, там все вопросы нужно решать на местном уровне. Нужно сделать, а потом проинформировать центр.

Тут есть и чисто юридический момент. Если у нас есть документ, который подписан федеральным центром, то местные документы должны быть в его створе. Как это проскочило 18 апреля? Мне кажется, произошло это из-за того, что в марте прошли выборы президента, а в апреле шло формирование нового правительства, из-за которого Антон Андреевич уже, так сказать, на двух стульях сидел и вёл переговоры. В этот момент ему принесли какие-то бумаги. Не думаю, что он их с должным вниманием просмотрел, потому что вопрос по архитектурно-градостроительному облику просто затерялся в постановлении. Конечно, я надеюсь, что всё это со временем войдет в норму и АГО вернут на уровень главного архитектора города.

— Вы считаете, что в зонах архитектурно-градостроительного облика должны работать только члены Союза архитекторов. То есть это в данный момент не само собой разумеется? Получается, сейчас власти считают, что проектировать там может архитектор с любым образованием и статусом?

— Пока у нас нет такого обязательства, чтобы привлекать именно из Союза. Тут я предлагаю использовать французский опыт. Только во Франции не Союз, а Орден архитекторов. Если там кто-то проектирует и собирается строить объект площадью больше 150 квадратных метров, то он обязательно должен быть членом этого Ордена. Требования там к членам ордена примерно такие же, как у нас к членам Союза: во-первых, это должен быть специалист с высшим архитектурным образованием, во-вторых, у него к моменту, когда он стал членом Союза, уже есть приличные постройки и проекты. Если у нас есть особо важные для облика города зоны, и при этом почти 100 человек состоят членами Союза, так пускай ребята и работают в этом деле, зачем привлекать кого-то там подешевле? Это люди, уже зарекомендовавшие себя. Если бы у нас были обсуждения не с министерством, которое не хочет ничего обсуждать, а на уровне депутатов, я бы нормально выступил, как в 2017 году, и мы бы договорились. Потому что это же разумно. А так выйдет, что нам опять найдут непонятно кого, а потом, так сказать, будем маяться.

— Были на вашей памяти ещё привести примеры того, как архитектурное сообщество, объединившись, шло против течения и в итоге решало какой-то вопрос?

— В 80-е годы архитектурное сообщество тесно и хорошо работало. Мы дружили со всеми творческими союзами на территории Калининграда. В театре мы как-то устроили хороший вечер то ли в честь Нового года, то ли в честь старого нового года. Стояли пять столов, экран, сцена. Каждый из этих пяти готовил свою праздничную программу. По результатам режиссёр театра пошутил, что труппу распускает и набирает архитекторов. Мы тогда так подготовились, чтобы уделали всех, включая театралов. И дружно работали, и дружно воевали. Я не исключаю, что этот дух ещё может вернуться. Жизнь у нас непредсказуемая. На ближайшем правлении я буду говорить, что нам надо восстанавливать молодёжную секцию, потому что если союз превращается в кладбище китов, это плохо. Для обновления нужна плотная работа с молодежью, нужно приглядываться и вытаскивать ребят наверх.

— Сегодняшний Союз архитекторов — кладбище китов?

— Не совсем, но близко близко к этому.

— На ваш взгляд, есть в Калининграде или области создавали за последние 25 лет архитектурные объекты, которые соответствуют всем трём признакам настоящей архитектуры? Пять таких объектов можете назвать?

— Ну, не пять, но с ходу пару я могу назвать. Стадион — хорошее сооружение, несомненно. В противовес картинной галерее, потому что это вообще не сооружение, а так...

— Филиал Третьяковки имеете в виду?

— Ну да, это совсем фу. А если из таких гражданских построек, то есть из жилищного строительства, то это, конечно, комплекс на Артиллерийской. У этой улицы уже появился свой собственный запоминающийся облик. Когда мы с Невского сворачиваем туда и едем вглубь, то на повороте такое необычное здание стоит, оно там хорошо вписалось. Да, это многоэтажная застройка, но она необычная, непростая. По-моему, это проектировали Гулевский и компания. Мне даже немного обидно, что там ребята сделали хорошо, но сейчас по их проекту застраивают поле на выезде с улицы Невского, и там получается намного хуже. Правда, там не их проект был изначально, их пригласили чужую работу переделывать. Отдельно смотришь здание — ничего, но их много, и они все они на одном уровне. Получается какая-то масса, под один уровень подстриженная.

Дальше, за Артиллерийской, есть «Цветной бульвар». Там тоже сделано интересно. Но это, конечно, памятник Иванюку (Виктор Иванюк — руководитель проекта «Русская Европа» в Калининграде, почётный строитель России — прим. «Нового Калининграда»). То есть там первая скрипка — это заказчик. Виктор Иванович — это кадр тот ещё. Молодец. Он откровенно там хорошо вкладывался, даже скульптуры заказал. Без такого заказчика такое не сделаешь. Я Виктора Ивановича знаю очень давно, 30 лет назад он работал у меня на подряде. Это строитель, который любит архитектуру. «Русская Европа» у него сейчас поднимается. Это, конечно, тоже будет событие.

Ещё из недавнего можно назвать церковь, которую на Мира поставили. Хорошая вышла церковь. Замыкание улицы получилось. И с улицы Катина вид имеется. Вот лютеранскую церковь напротив Паша Горбач сделал. Это была отдельная история, там много чего можно рассказывать. Там были замыслены аллея Памяти и памятник Скорби (там было кладбище немецкое). В апреле-мае 1991 года я специально пригласил специалистов из Германии, и мы вместе с ними делали карту немецких кладбищ, выделили зону тишины. Поскольку часть старых кладбищ, которые не были при храмах, к тому моменту полностью была утрачена, потому что где-то дорога прошла, где-то теплотрасса и так далее, мы договорились, что можно создать вот такую зону тишины с аллеей памяти. На ней мы выделяли памятными камнями детское кладбище, профессорское кладбище и т.д., хотели туда перезахоронить с утраченных кладбищ землю в капсулах, чтобы родственники могли приехать, помянуть, цветы положить. Им бы тогда не нужно было лазить где-то и искать, потому что ничего найти к тому моменту было невозможно.

— Это ведь как раз потепление отношений было с Германией.

— Да, была такая «Мюльхаймская инициатива». 25 апреля 1991 года я докладывал в Мюльхайме, предлагал варианты, как нам выкрутиться из ситуации с гробокопательством, перевести это дело на нормальные рельсы. Паша Горбач тогда сидел рядом. Церковь эта там села как кусочек того ансамбля, который был задуман на этой территории. Интересная была история. Тогда же у нас началось восстановление Кафедрального собора, было возвращение Канта. Документы по «Марсу», который у нас «Витязь», стоящий у Музея Мирового океана, тогда же немцы нам передали.

— У вас не было тогда ощущения, что со стороны Германии идёт какая-то «культурная интервенция»?

— Тогда — нет. Это всё потом было. А тогда было нормально. Гуманитарка в город пошла. За круглым столом в начале 1991 года в Москве, на заседании этой «Мюльхаймской инициативы», нас было всего 12 человек. Там же сидел Владыка Кирилл как представитель православной церкви. Это всё проходило под лозунгом «через познание — к пониманию, через понимание — к примирению, через примирение — к сотрудничеству». Да, потом это всё как-то притухло, но тогда был момент совершенно понятный.

— Один из самых основных вопросов, который мы стараемся задать каждому известному архитектору. Что думаете о территории, на которой стоял Дом Советов? Площадь освободилась, есть предложение бывшего губернатора Алиханова парк там сделать, Беспрозванных вроде как эту парковую идею поддержал.

— Я думаю, что там хороший и серьезный фундамент. Место для Дома Советов было выбрано удачно, он стоял правильно и замыкал наши улицы. Если не получилось его реконструировать в силу ряда обстоятельств, то, конечно, на мой взгляд, надо делать хороший конкурс и на базе этих фундаментов строить современное хорошее здание. Причём по массе нужно что-то близкое к тому, что было. Это несомненно.