«Если не хочешь разбираться со старшим братом – не трогай малыша»: Губернатор Калининградской области о блокаде региона Литвой
С 18 июня Литва заблокировала транзит из регионов России в Калининградскую область через свою территорию. Под запрет попали почти 50% наименований товаров, которые везли в регион, в том числе строительные материалы. Губернатор Калининградской области Антон Алиханов после этого заявил, что в Еврокомиссии «бюрократов больше, чем в кошмарах Франца Кафки». В интервью «Ведомостям» губернатор Алиханов рассказывает, почему он ждет, что запрет на любой транзит отменят, о возможных ответных мерах в случае, если не удастся договориться, и о том, как Калининградская область переживает антироссийские санкции
«Это, конечно, блокада»
– Ожидал регион запрета на транзит через Литву? Велась ли подготовка к этому шагу?
– Для эксклава логично рассматривать различные логистические риски, просчитывать сценарий работы территории в обособленном режиме. Если бы мы не готовились, то в 2016 г. никто бы не принимал решение о необходимости строительства двух новых паромов для Калининграда. Мы еще тогда понимали, что на это могут давить наши соседи и пытаться предпринимать какие-то недружественные шаги.
Просто никто не ожидал, что они сделают это так, как они сделали. У железнодорожников есть определенный международный регламент, как подобные запреты могут быть введены, – по ним должно быть пять дней на завершение перевозки. Но тебе в 14.00 сообщают, что с полуночи уже ничего не будут пропускать, – так никто не делает. Но в целом к вопросам обеспечения транзита и транспортной безопасности готовились давно.
– Почему так случилось, что именно с четвертым, т. е. с предыдущим, пакетом санкций оказался запрещен транзит? То есть постфактум.
– Когда принимались первые четыре пакета санкций, там ничего не было про транзит из России в Россию. Пятый пакет санкций касался в том числе ограничения перевозчиков. При введении пятого пакета постпред России в ЕС Владимир Чижов напомнил им про Калининград, и они прописали исключение. Но в первой половине июня Европейская комиссия по запросу литовской стороны направила разъяснения, где среди прочего был пункт о том, можно ли пропускать транзитом в/из Калининградской области товары, попавшие под санкции во взаимной торговле между ЕС и Россией.
До этого разъяснения Литва пропускала наши товары. И то, что сейчас европейцы говорят, что европейские ограничения раскрываются поэтапно, – это вранье! Это откровенная ложь! Например, ограничения на торговлю цементом действовали сразу же после принятия санкционного пакета, но при этом никто не ограничивал проезд российского цемента через Литву к нам. То есть литовцы на уровне властей, скажем так, среднего уровня – таможенников, пограничников, железнодорожников – пропускали транзит. Для Литвы транзит – один из серьезных источников заработка, пополнения бюджета и, в принципе, занятости. И только когда пришли разъяснения от Еврокомиссии, они перестали пропускать [грузы].
А потом вопрос стал политизироваться, он вышел на уровень президента Литвы Гитанаса Науседы, премьер-министра Ингриды Шимоните, и они эту тему, видимо, стали использовать как рычаг для каких-то внутренних переговоров с ЕС, с НАТО – с посылом, что Литве надо помочь, усилить группировки и т. д. Еврокомиссия после переговоров с нашим МИДом, послом ЕС в Москве Маркусом Эдерером направила 27 июня разъяснения в Литву, что транзит возможен. Но Литва ими не удовлетворилась и уже стала по-своему их трактовать. Так что теперь работа продолжается между Еврокомиссией и Литвой.
– Теперь уже Литва не хочет пропускать [грузы]?
– Похоже, Литва этот кейс теперь использует на политическом уровне как инструмент в каких-то своих переговорах [с Европой].
– То есть уже не хочет зарабатывать на транзите?
– Я просто не знаю, что они просят от ЕС, поэтому мне сложно судить. Но то, как они себя ведут, позволяет об этом говорить. И вот 1 июля появилась информация, что они внесут в очередной пакет санкционную норму о транзите, которая снимет [его] запрет. На наш взгляд, это правильная позиция. Более ранние трактовки запрета транзита были неверными. В санкционных пакетах используется слово transfer – в юридическом смысле это «передача», т. е. имеется в виду передача товара между юрлицами ЕС и России. Когда же мы говорим про калининградский транзит, то мы говорим не о торговле между Россией и ЕС, а исключительно о внутрироссийских операциях.
Еще сейчас звучит, что это не блокада региона. Возможно, это и не блокада в полном смысле этого слова, но когда вам запрещают ввозить стройматериалы, а морской фрахт из-за этого сильно дорожает – то это, конечно, блокада. Да, запрет не распространяется на продукты питания, но без того же цемента мы не можем строить ни школы, ни больницы. То есть это вопрос нормального существования миллиона с лишним человек и экономики нашего региона. Поэтому, конечно, это крайне недружественные шаги, и эти вопросы должны быть сняты в ближайшее время.
– Reuters на днях написало, что уже в начале июля будет какое-то соглашение по транзиту. То есть вы ждете уже в ближайшие дни?
– Скорее всего, они имели в виду как раз, что в санкциях пропишут исключение для нашего транзита.
«Нам есть чем экономически ответить»
– Запрет на транзит каких товаров наиболее критичен?
– Цемент. В моменте для нас это наиболее неприятно. Еще металлы. У нас еще весной начались перебои в поставках цемента, потому что европейцы начали принимать санкции, под которые попали лизинговые компании, владеющие вагонами, перевозившими цемент. Тогда три недели был дефицит цемента. Потом мы поменяли эти компании и наладили поставки.
– Вы уже начали перестраивать логистику? Вы говорили, что подсанкционные товары пойдут по морю, а те, что не попали под санкции, по железной дороге.
– Логистику мы перестроили. Но есть проблема с тарифами на перевозку грузов по морю. На прошлой неделе мы были на совещании у первого вице-премьера Андрея Белоусова, где как раз обсуждали субсидирование паромной линии, потому что такая перевозка дороже. По сути, мы хотим, чтобы тариф за морскую перевозку был равен тарифам за перевозку по железной дороге.
– А будут ли субсидии, если снимут запрет на транзит?
– Это вопрос к Минтрансу. Сейчас ситуация выглядит следующим образом. У нас два оператора паромной линии – «Росморпорт» и «Оборонлогистика», им же принадлежат паромы. И по расчетам, которые предоставляют эти компании, паромы для них убыточны, учитывая нынешние тарифы. Поэтому мы считаем, что нужны субсидии. Пока они покрывают эти расходы за счет собственных ресурсов внутри ассигнований, предусмотренных «Росморпорту» или «Оборонлогистике». Это их внутренние вопросы. Но я как глава региона категорически против роста тарифов, это серьезно ударит по региональной экономике. Новые суда, которые сейчас выводят на линию, вроде сухогруза «Холмогоры», принадлежат компаниям, которые не могут закрывать убытки за свой счет. Поэтому нам и нужно субсидирование. Иначе стоимость того же цемента вырастет.
– Но ведь сейчас в российских портах стоит множество судов, попавших под санкции. Разве это не может влиять на снижение стоимости перевозок?
– Тут все равно вопрос в конкурентности тарифов. Сейчас готовы выйти еще несколько судов на линию, но все равно перевозки будут для компаний убыточными, если тарифы останутся на том же уровне, что и тарифы на действующих паромах.
– Правильно я понимаю, что есть проблемы и с контейнерами из-за того, что ушли крупные компании типа Maersk?
– Да, конечно. Но это вопрос проблем с экспортом, а не с транзитом. Мы очень активно развивали китайский транзит, сейчас его нет.
– Сколько вы на этом потеряли?
– Много. Это была существенная загрузка для Калининградского морского торгового порта и для Балтийской стивидорной компании. Балтийская стивидорная компания замещает это сейчас практически полностью за счет паромной линии. Они работают в Балтийске. А Калининградский порт на этом очень много потерял. Через наши порты шли грузы транзитом в Европу. Сейчас этого нет.
– Какие пути выхода вы видите из истории с транзитом? Экономические, политические?
– Выхода два, и нужно идти по обоим путям, что мы и делаем. Первый – это по линии МИДа добиться изменений в санкционном пакете, чтобы эти ограничения были сняты. Второй – это вывод новых судов на линию, связывающую Калининградскую область с основной территорией России, а также субсидирование морского тарифа, чтобы продукция не становилась дороже.
– А ответные меры?
– Это третий аспект. Я проект ответных мер подготовил и передал в правительство и администрацию президента.
– Что это за меры?
– Это меры различного характера, давайте обсуждать их в том случае, если необходимость их принятия будет 100%. Но я повторюсь: нам есть чем экономически ответить, и весьма критично для Литвы.
– Правильно я понимаю, что вы про них не говорите, потому что все-таки основной вариант – отказ от запрета на транзит?
– Именно так. Не утрачен потенциал по первому направлению, поэтому вводить ответные меры немного преждевременно.
– Какие у области были объемы товарооборота из Прибалтики через ваши порты и железную дорогу? Не закроете ли вы для них этот поток в ответ на запрет транзита?
– Постепенный перевод грузопотока из прибалтийских портов в Калининградскую область был бы только плюсом. И мы как раз росли по контейнерным перевозкам за счет того, что развивали их с китайцами. Не Калининградская область перевозила в Ленинградскую область и Санкт-Петербург, а Россия в целом перевозила грузы, в том числе транзитные, в наши порты на Балтике. Мы этим занимались последнее время. Но все равно есть еще много российских грузов, которые к нам шли через Литву. Поэтому транспортный комплекс Прибалтики в принципе может быть уничтожен в том случае, если Россия применит антисанкции в отношении грузов, которые идут в сторону Прибалтики и из нее.
«Запад отменил даже право частной собственности»
– Нет понимания по срокам, когда ситуация с транзитом может разрешиться?
– Оценки по срокам пока к нам приходят из СМИ. Рано их комментировать. Мы ждем официальной информации и официальных документов.
– Ваши юристы не оценивали возможность оспорить решение по запрету в суде или в ВТО?
– У нас, насколько я помню, DSB [Dispute Settlement Body – орган по разрешению споров] в ВТО не работает уже несколько лет. Да и в любом случае – коллективный Запад отменил даже само право частной собственности, так что какое ВТО? Вся эта история – она не про право. Все происходящее подрывает систему права, и для Европы это такое тихое самоубийство.
– Просто сейчас уже появилась иная риторика. Например, сенатор Владимир Джабаров, отвечая на слова бывшего министра внутренних дел Латвии о том, что надо «забрать Калининград», заявил, что такие попытки обернутся «мясорубкой».
– На мой взгляд, экономический ответ России в отношении Прибалтики – гораздо более эффективная мера и крайне разрушительная, сравнимая с нейтронным оружием. Россия может сделать так, что половины экономики Литвы не будет. Просто такое ощущение, что Литва не понимает, что Калининградская область – это часть России и что за нас есть кому вступиться, мы не один на один с проблемой. Давайте по-другому. Вот идут по улице два человека – огромный взрослый дядька, мастер спорта по боксу, по тактической стрельбе и т. д., который держит за руку младшего семилетнего брата. И вдруг к ним подходит человек и дает этому малышу щелбан по лбу. И если он это делает, то очевидно, что его старший брат сможет встать на защиту. Поэтому если не хочешь разбираться со старшим братом – не трогай малыша. Хотя малыш тоже уже с трех лет занимается боевыми искусствами.
– Есть версия, что блокада Калининграда – это ответные действия на блокаду портов Одессы. А вы как считаете?
– Я не верю в конспирологию там, где все объясняется простой человеческой глупостью или недоглядом какого-то бюрократа из Брюсселя. Использовать это, когда вопрос политизируется, можно, но верить, что это был изначальный замысел, – нет.
«Роста безработицы из-за санкций мы не видим»
– Насколько зависим малый и средний бизнес от сотрудничества с Польшей и Литвой сейчас? И как правительство поддерживает его в регионе?
– За последние три года принято огромное количество мер поддержки для малого и среднего бизнеса, учитывая сначала пандемию, а потом санкции. Но если сначала они были временными, то теперь действуют на постоянной основе. В основном мы помогаем с оборотными средствами – но это было на начальном этапе, когда ставка была высокая. Мы выдавали кредиты под 3% годовых. Было отдельное направление, связанное с инвестпроектами, в частности с их локализацией. Или, например, развитие транспортных проектов, закупка собственных контейнеров, вагонов. Таких проектов было на 2 млрд руб. Плюс у нас сейчас еще заявки на разные инвестпроекты, которые оцениваются в 4 млрд. Ищем на это ресурсы. То есть желающих реализовывать новые проекты, углублять локализацию в рамках импортозамещения очень много.
Что касается связей малого и среднего бизнеса с Литвой и Польшей, какой-то приграничной торговли, то это все сошло на нет уже после первого года пандемии. Мы уже привыкли к отсутствию такого активного трансграничного перемещения в эпоху ковида. На нас больше негативного влияния оказал разрыв логистических цепочек с Европой – поскольку мы долго встраивались в логистические, производственные цепочки, связанные с Европой. Теперь же их нет.
Например, сейчас мы не можем покупать сельскохозяйственную технику в Европе, запчасти к той, что уже есть. Поэтому стоит задача постепенного перехода либо на другие страны-производители, либо на отечественные комбайны. Мы очень сильно зависимы в части автопромышленности. У нас более 40% промышленного производства – это «Автотор», там более 70% импорта.
– То есть «Автотор» закроет производство в Калининградской области?
– В России сейчас из девяти заводов по производству легковых автомобилей не работает уже семь. Производство легковых автомобилей пострадало очень сильно в целом, не только у нас. Сейчас «Автотор» ведет работу по заключению новых договоров с производителями из дружественных стран. Но это не значит, что после того, как они закончат выработку нынешних остатков, они сразу же начнут работать с новыми компаниями. В любом случае им нужен будет некий переходный период, время на перезапуск линейки уже с новым партнером.
– Но в России ведь теперь разрешен параллельный импорт.
– У него есть и плюсы, и минусы. Эта мера действенна для небольших поставок, но тому же «Автотору» не сильно поможет. Это про другие ситуации, не про конвейерное промышленное предприятие.
– Сколько всего иностранных компаний ушли из Калининграда?
– Это сложно оценивать. Тот же McDonald’s – ушел, [а затем] пришел. Или у «Автотора» прекратилось сотрудничество с BMW. Поэтому сказать, что какие-то компании взяли и ушли – таких нет. Немцы работают, поляки работают, литовцы работают. Мы им рады, пусть работают.
– Чем они занимаются здесь?
– В основном пищевой переработкой, сельским хозяйством, промышленностью.
– А как запрет транзита и санкции влияют на людей? Увеличилась ли безработица? Выросли ли цены?
– Я не могу сказать, что транзит сильно влияет в моменте на людей. Если сейчас быстро не примут решение по отмене ограничений по транзиту, то цены на запрещенные к транзиту товары могут вырасти. Но поскольку мы будем субсидировать перевозку морем, то цены придут в порядок. Так что это все продлится месяц-полтора, не больше. А если транзит будет восстановлен, то и этого не произойдет.
Роста безработицы из-за санкций мы не видим. Возможно, еще не проявились последствия. В любом случае мы сейчас активно работаем над вводом в эксплуатацию новых заводов в наших индустриальных парках. В «Храброво» у нас достраивает большой завод «Фармстандарт». В Черняховске «Росатом» строит большой завод по производству солнечных батарей, который должен заработать в следующем году. Это несколько тысяч рабочих мест. Это должно нивелировать возможную потерянную занятость.
– То есть эти предприятия будут достроены и тут санкции на них не повлияют?
– Да. Они уже перестроили логистику, и у них все хорошо.
– А что с энергетической безопасностью региона? Ведь газ в область тоже идет через Литву?
– Даже если Литва перекроет транзит газа, это не страшно, поскольку у нас есть станция регазификации и подземное хранилище, на рейде стоит огромный корабль-газовоз, который в случае необходимости обеспечит довоз нужного объема голубого топлива. У нас есть независимое газоснабжение. Так что энергетическая безопасность обеспечена, а транспортный вопрос мы сейчас решаем.
– А продовольственная безопасность?
– Мы профицитный регион по продовольствию. Область полностью обеспечивает себя цельным молоком, мясом и картофелем. Обеспеченность яйцом за период с 2014 по 2021 г. увеличилась с 69 до 90%, молочными продуктами глубокой переработки (сыры, творожные продукты) выросла с 55 до 88%. Самообеспеченность по основной группе производимых овощей «борщевого набора» (капуста, морковь, свекла) составляет 80%, в целом по овощной группе – 68%. Мы даже продаем очень много на экспорт. Мы прочно входим в топ-5 регионов – экспортеров сельхозпродукции в стране. Калининградская область вносит существенный вклад в развитие российского экспорта продукции АПК: на долю нашей области приходится треть от общего объема экспорта продукции агропромышленного комплекса Северо-Западного федерального округа и 5% от экспорта продукции АПК России.
«Не должны экономические агенты России отказывать в кредитовании»
– Как вы в целом оцениваете антисанкционные меры, которые принимает правительство?
– Очень позитивно. Мне кажется, здесь все очень быстро сработали. Давайте я приведу пример. Мы очень сильно переживали, когда закрылся McDonald’s, – не потому, что я люблю его как ресторан, а потому, что крупнейший поставщик McDonald’s в России располагается в Калининградской области. Это группа компаний «Атлантис», там работает 1600 человек, 10 млрд руб. инвестиций, огромные объемы производства. Поэтому уход McDonald’s для нас был крайне неприятным. Но хочу сказать спасибо Burger King, потому что они сразу же увеличили объемы закупок у «Атлантиса» и заместили объемы McDonald’s. А сейчас McDonald’s вернулся уже в новой ипостаси, и мы строим новые заводы, с учетом того что у нас и Burger King покупает в больших количествах, и «Вкусно – и точка». Как раз «Атлантису» выделили 250 млн руб. субсидий, чтобы они быстрее завершили строительство молочного завода, который будет делать сырные палочки.
– А, например, два резонансных законопроекта в Госдуме – о введении внешнего управления и запрета на исполнение санкций российскими компаниями?
– Закон про запрет на исполнение санкций в России – очень здравая идея, на мой взгляд. Не должны экономические агенты России отказывать в кредитовании, потому что боятся попасть под санкции. И не должно быть так, что вы, предприниматель, который находится под санкциями, приходите в какой-нибудь – чтобы никого не обижать – условный «желто-зелено-синий банк» и говорите: «Дайте мне кредит», но вам его не дают, потому что вы уже под санкциями, а банк еще нет. В Китае, например, уже давно действует уголовное наказание для тех, кто отказывает в кредитах на подобных основаниях.
– А законопроект о внешнем управлении?
– Я его не читал, поэтому не хочу обсуждать детально. Но если проводится злонамеренное банкротство, то введение внешнего управления тоже здравая мысль. Тот же пример с McDonald’s. Когда он приостановил работу, то нес убытки, поскольку продолжал платить зарплату. При этом у компании огромное количество поставщиков, которые в моменте должны были куда-то деться. А у них тоже большие коллективы, цепочки поставщиков, которые от них зависят. Поэтому если подобные решения по закрытию или приостановке работы принимаются западными компаниями под давлением экономических властей какой-нибудь другой страны, которая ведет против России экономическую войну, то должны быть и контрмеры.
– Просто сам бизнес критически относится к этим законопроектам. Они по-прежнему считают, что можно договориться со своими многолетними партнерами.
– Тогда должен быть четкий алгоритм подобных договоренностей. Например, западная компания пытается договориться с властями своей страны или с головным офисом о том, что продолжит работать в России. Пусть у нее на это будет, допустим, три месяца. Если не договорились, то пусть будет три месяца на то, чтобы бизнес продать или передать. Ведь в России от этих компаний зависит множество людей. Что теперь, ждать, когда американцы сподобятся снять санкции? А мы должны закрыть все эти предприятия, куда были вложены миллиарды рублей инвестиций? Нет, конечно. Не хотите работать, ну тогда даем время договориться с вашими властями или забираем предприятие. Я переживаю за русских людей, которые работают в России и из-за того, что менеджмент компаний подчиняется всяким указаниям из США или Брюсселя, вынуждены уходить с работы или терять работу. Зачем нам это надо?
Кроме того, ведь есть же множество других схем. Есть пример с Inditex. У нас, например, их магазины Mango не закрывались, потому что они работают по франшизе. Сейчас вот этот самый параллельный импорт будет реализовываться с продукцией Inditex, в том числе через применение франшиз. Пока с точки зрения законодательства ЕС это легально.
«Самолеты на Калининград набиты битком»
– В регионе сейчас есть такое явление, как продуктовый туризм?
– Если вы про так называемые «сосисочные туры» – то это расхожий миф, не более. Он был в 1990-х – начале 2000-х гг. А до пандемии это скорее было из разряда предложений поехать в Гданьск на выходные и заодно там зайти в магазин. Это было больше баловством или развлечением. Как только пошли карантинные ограничения, то и такого формата не осталось. А так сейчас у нас у самих есть огромное количество объектов гастрономического туризма. Это и фермы, и сыроварни, и многое другое.
– Какая ситуация с туристами в этом году в регионе? В целом удалось за последние годы наладить внутренний туризм, учитывая пандемию и сейчас запрет на полеты в Европу?
– С туризмом отличная ситуация. По итогам первых двух месяцев текущего года было зафиксировано увеличение потока (+50–60% к январю и февралю 2021 г.), после чего наметился спад. Таким образом, на данный момент наблюдается снижение потока относительно прошлого года. Если в 2021 г. за три летних месяца Калининградскую область посетило 685 000–690 000 туристов, в этом году мы ожидаем порядка 615 000–620 000, т. е. примерно на 10% меньше. Но 2021-й – это был супергод, абсолютный рекорд по количеству туристов за всю историю региона. Мы понимали, что повторить это будет крайне сложно. Сейчас тоже самолеты на Калининград набиты битком, число рейсов в регион увеличивается. Определенное снижение может быть связано с тем, что закрыты вылеты к нам из южных аэропортов, потому что к нам были рейсы из Ростова, Белгорода, Брянска.
По нашим оценкам, в 2019 г. из 1,74 млн туристов около 200 000 были иностранцы (около 11%). В ковидном 2020 году область посетило 1,2 млн туристов, в 2021 г. – 1,9 млн. При этом в связи с действовавшими на тот момент ограничениями доля иностранцев в общем потоке оказалась на уровне статистической погрешности. Таким образом, внутренний туризм полностью заместил иностранный спрос. Хочу отдельно отметить, что средний чек наших гостей не снижается. Более того, но высоком спросе мы фиксируем, например, рост стоимости номерного фонда в регионе.
– В регион зашли крупные российские бизнесмены, которые занимаются туризмом?
– Да.
– А кто?
– Не скажу. Когда подпишем контракты, тогда и назовем. Из тех, кто известен: Алексей Васин на променаде в Светлогорске строит большой комплекс. Правда, до всего этого был Hilton, а теперь, видимо, будет какой-то другой. Плюс у них крупный проект по гольф-полям. И еще один крупный инвестор из южных регионов проявляет большой интерес к нашей игорной зоне.
– После начала спецоперации был отток жителей из региона?
– Нет, мы такого не фиксируем. Меня скорее беспокоит снижение спроса на жилье. Оно сейчас есть во многих быстрорастущих регионах, к которым относились и мы. Например, в 2021 г. Калининградская область заняла второе место по количеству квадратных метров, которые были введены на душу населения. Всего введено 1,3 млн кв. м жилья.
– С чем это связано?
– В первую очередь с высокими ставками по ипотеке и с ростом цены квадратного метра за последние три года.
– А что в регионе происходит с программой рибейтов для кинокомпаний? На ПМЭФе говорили, что ее запустят в области для разработчиков игр. Как с этим обстоят дела?
– Для кино она продолжается, фильмы снимают. Общая сумма выплат кинокомпаниям за весь период (с 2017 г.) составила 209,4 млн руб. На 2022 г. в областном бюджете на эти цели предусмотрено 40 млн руб. Про разработчиков игр – мы работаем над этим, но подтвердить окончательно, что мы ее внедрим, я не могу.
«Приходится работать еще больше»
– Вы в этом году идете на переизбрание. Можете рассказать, что за прошлый срок на губернаторском посту удалось сделать, а что нет?
– Мы обновили закон об особой экономической зоне. В итоге за два года у нас появилось больше резидентов, чем за 10 лет до этого. Мы внедрили электронные визы для туристов, и это дало очень хороший эффект. К сожалению, недолго мы смогли этим пользоваться. Но я уверен, что после нормализации ситуации эта система продолжит работать. То количество денег, которое малый бизнес, да и страна получает от туристов с учетом доступности электронных виз – это несопоставимо больше, чем потери от отмены консульского сбора. Литовцы приходили к нам за визами, чтобы ездить к нам, поскольку у нас дешевле продукты в магазинах.
– То есть с их стороны продуктовый туризм?
– Да, приезжали за некоторыми продуктами, лекарствами. За полгода в 2019 г. было порядка 80 000 иностранных туристов в регионе без какой-либо рекламы.
Если еще говорить о том, что удалось сделать, то мы добились договора о свободном небе, но опять же, к сожалению, не успели им воспользоваться. Подготовились к чемпионату мира по футболу. Я был назначен на пост губернатора в октябре 2016 г., и тогда тут все слабо напоминало о том, что город может принять чемпионат мира. В итоге мы обновили аэропорт, сделали новую взлетную полосу, и теперь это один из самых быстрорастущих региональных аэропортов в стране. Финансирование системы здравоохранения в регионе увеличилась в два раза – с 12 млрд до 24 млрд руб. Онкоцентр будет достроен до конца года.
– А не удалось-то что?
– Могу рассказать, что я ставил себе как задачу в предыдущий период и что, к сожалению, перетекло на следующий срок полномочий. Это решение мусорной проблемы, поскольку у нас очень остро стоит вопрос переработки мусора, новых полигонов, утилизации отходов. У нас сейчас есть концессионное соглашение. Но с учетом обособленности региона – это одна из главных проблем, которую нужно решить обязательно. Но пока я здесь похвастаться не могу.
– И все?
– Ну, конечно, могу еще рассказать, но вы же не за тем приехали, чтобы я перечислял вам свои провалы.
– Это тоже интересно.
– Пока не решил проблему с Домом советов. Его невозможно восстановить и достроить, решаем, что будет с этой территорией.
– Вы выдвигаетесь на выборы от «Единой России». Какие сейчас рейтинги у партии? И у вас? Выросли ли они после начала спецоперации?
– Выросли. Про мои личные рейтинги не совсем правильно говорить, а рейтинг партии в регионе где-то 42–43%.
– Вы уже начали встречи с избирателями?
– Встречаюсь, но пока не как кандидат, а просто в рамках губернаторской работы.
– В целом после начала спецоперации какие социально-экономические настроения в регионе? Как они изменились? И вообще, в курсе ли жители, что осенью выборы губернатора?
– Про выборы жители знают. В целом же если говорить про настроения, то тут три основных фактора – и вряд ли мы здесь как-то отличаемся от других регионов. Люди переживают за работу, за цены и за транспортную доступность.
– А как у вас, как у губернатора, после начала спецоперации изменилась работа, задачи, которые приходится решать?
– Работа любого губернатора – это вечный конвейер. Он ограничен только физическими возможностями человека. Нужно прерваться, чтобы поспать, на спорт сходить, чтобы была энергия. А так мы всегда много работали. Просто когда происходят такие истории, как сейчас с транзитом, приходится работать еще больше. Но ничего, справляемся.
«Это, конечно, блокада»
– Ожидал регион запрета на транзит через Литву? Велась ли подготовка к этому шагу?
– Для эксклава логично рассматривать различные логистические риски, просчитывать сценарий работы территории в обособленном режиме. Если бы мы не готовились, то в 2016 г. никто бы не принимал решение о необходимости строительства двух новых паромов для Калининграда. Мы еще тогда понимали, что на это могут давить наши соседи и пытаться предпринимать какие-то недружественные шаги.
Просто никто не ожидал, что они сделают это так, как они сделали. У железнодорожников есть определенный международный регламент, как подобные запреты могут быть введены, – по ним должно быть пять дней на завершение перевозки. Но тебе в 14.00 сообщают, что с полуночи уже ничего не будут пропускать, – так никто не делает. Но в целом к вопросам обеспечения транзита и транспортной безопасности готовились давно.
– Почему так случилось, что именно с четвертым, т. е. с предыдущим, пакетом санкций оказался запрещен транзит? То есть постфактум.
– Когда принимались первые четыре пакета санкций, там ничего не было про транзит из России в Россию. Пятый пакет санкций касался в том числе ограничения перевозчиков. При введении пятого пакета постпред России в ЕС Владимир Чижов напомнил им про Калининград, и они прописали исключение. Но в первой половине июня Европейская комиссия по запросу литовской стороны направила разъяснения, где среди прочего был пункт о том, можно ли пропускать транзитом в/из Калининградской области товары, попавшие под санкции во взаимной торговле между ЕС и Россией.
До этого разъяснения Литва пропускала наши товары. И то, что сейчас европейцы говорят, что европейские ограничения раскрываются поэтапно, – это вранье! Это откровенная ложь! Например, ограничения на торговлю цементом действовали сразу же после принятия санкционного пакета, но при этом никто не ограничивал проезд российского цемента через Литву к нам. То есть литовцы на уровне властей, скажем так, среднего уровня – таможенников, пограничников, железнодорожников – пропускали транзит. Для Литвы транзит – один из серьезных источников заработка, пополнения бюджета и, в принципе, занятости. И только когда пришли разъяснения от Еврокомиссии, они перестали пропускать [грузы].
А потом вопрос стал политизироваться, он вышел на уровень президента Литвы Гитанаса Науседы, премьер-министра Ингриды Шимоните, и они эту тему, видимо, стали использовать как рычаг для каких-то внутренних переговоров с ЕС, с НАТО – с посылом, что Литве надо помочь, усилить группировки и т. д. Еврокомиссия после переговоров с нашим МИДом, послом ЕС в Москве Маркусом Эдерером направила 27 июня разъяснения в Литву, что транзит возможен. Но Литва ими не удовлетворилась и уже стала по-своему их трактовать. Так что теперь работа продолжается между Еврокомиссией и Литвой.
– Теперь уже Литва не хочет пропускать [грузы]?
– Похоже, Литва этот кейс теперь использует на политическом уровне как инструмент в каких-то своих переговорах [с Европой].
– То есть уже не хочет зарабатывать на транзите?
– Я просто не знаю, что они просят от ЕС, поэтому мне сложно судить. Но то, как они себя ведут, позволяет об этом говорить. И вот 1 июля появилась информация, что они внесут в очередной пакет санкционную норму о транзите, которая снимет [его] запрет. На наш взгляд, это правильная позиция. Более ранние трактовки запрета транзита были неверными. В санкционных пакетах используется слово transfer – в юридическом смысле это «передача», т. е. имеется в виду передача товара между юрлицами ЕС и России. Когда же мы говорим про калининградский транзит, то мы говорим не о торговле между Россией и ЕС, а исключительно о внутрироссийских операциях.
Еще сейчас звучит, что это не блокада региона. Возможно, это и не блокада в полном смысле этого слова, но когда вам запрещают ввозить стройматериалы, а морской фрахт из-за этого сильно дорожает – то это, конечно, блокада. Да, запрет не распространяется на продукты питания, но без того же цемента мы не можем строить ни школы, ни больницы. То есть это вопрос нормального существования миллиона с лишним человек и экономики нашего региона. Поэтому, конечно, это крайне недружественные шаги, и эти вопросы должны быть сняты в ближайшее время.
– Reuters на днях написало, что уже в начале июля будет какое-то соглашение по транзиту. То есть вы ждете уже в ближайшие дни?
– Скорее всего, они имели в виду как раз, что в санкциях пропишут исключение для нашего транзита.
«Нам есть чем экономически ответить»
– Запрет на транзит каких товаров наиболее критичен?
– Цемент. В моменте для нас это наиболее неприятно. Еще металлы. У нас еще весной начались перебои в поставках цемента, потому что европейцы начали принимать санкции, под которые попали лизинговые компании, владеющие вагонами, перевозившими цемент. Тогда три недели был дефицит цемента. Потом мы поменяли эти компании и наладили поставки.
– Вы уже начали перестраивать логистику? Вы говорили, что подсанкционные товары пойдут по морю, а те, что не попали под санкции, по железной дороге.
– Логистику мы перестроили. Но есть проблема с тарифами на перевозку грузов по морю. На прошлой неделе мы были на совещании у первого вице-премьера Андрея Белоусова, где как раз обсуждали субсидирование паромной линии, потому что такая перевозка дороже. По сути, мы хотим, чтобы тариф за морскую перевозку был равен тарифам за перевозку по железной дороге.
– А будут ли субсидии, если снимут запрет на транзит?
– Это вопрос к Минтрансу. Сейчас ситуация выглядит следующим образом. У нас два оператора паромной линии – «Росморпорт» и «Оборонлогистика», им же принадлежат паромы. И по расчетам, которые предоставляют эти компании, паромы для них убыточны, учитывая нынешние тарифы. Поэтому мы считаем, что нужны субсидии. Пока они покрывают эти расходы за счет собственных ресурсов внутри ассигнований, предусмотренных «Росморпорту» или «Оборонлогистике». Это их внутренние вопросы. Но я как глава региона категорически против роста тарифов, это серьезно ударит по региональной экономике. Новые суда, которые сейчас выводят на линию, вроде сухогруза «Холмогоры», принадлежат компаниям, которые не могут закрывать убытки за свой счет. Поэтому нам и нужно субсидирование. Иначе стоимость того же цемента вырастет.
– Но ведь сейчас в российских портах стоит множество судов, попавших под санкции. Разве это не может влиять на снижение стоимости перевозок?
– Тут все равно вопрос в конкурентности тарифов. Сейчас готовы выйти еще несколько судов на линию, но все равно перевозки будут для компаний убыточными, если тарифы останутся на том же уровне, что и тарифы на действующих паромах.
– Правильно я понимаю, что есть проблемы и с контейнерами из-за того, что ушли крупные компании типа Maersk?
– Да, конечно. Но это вопрос проблем с экспортом, а не с транзитом. Мы очень активно развивали китайский транзит, сейчас его нет.
– Сколько вы на этом потеряли?
– Много. Это была существенная загрузка для Калининградского морского торгового порта и для Балтийской стивидорной компании. Балтийская стивидорная компания замещает это сейчас практически полностью за счет паромной линии. Они работают в Балтийске. А Калининградский порт на этом очень много потерял. Через наши порты шли грузы транзитом в Европу. Сейчас этого нет.
– Какие пути выхода вы видите из истории с транзитом? Экономические, политические?
– Выхода два, и нужно идти по обоим путям, что мы и делаем. Первый – это по линии МИДа добиться изменений в санкционном пакете, чтобы эти ограничения были сняты. Второй – это вывод новых судов на линию, связывающую Калининградскую область с основной территорией России, а также субсидирование морского тарифа, чтобы продукция не становилась дороже.
– А ответные меры?
– Это третий аспект. Я проект ответных мер подготовил и передал в правительство и администрацию президента.
– Что это за меры?
– Это меры различного характера, давайте обсуждать их в том случае, если необходимость их принятия будет 100%. Но я повторюсь: нам есть чем экономически ответить, и весьма критично для Литвы.
– Правильно я понимаю, что вы про них не говорите, потому что все-таки основной вариант – отказ от запрета на транзит?
– Именно так. Не утрачен потенциал по первому направлению, поэтому вводить ответные меры немного преждевременно.
– Какие у области были объемы товарооборота из Прибалтики через ваши порты и железную дорогу? Не закроете ли вы для них этот поток в ответ на запрет транзита?
– Постепенный перевод грузопотока из прибалтийских портов в Калининградскую область был бы только плюсом. И мы как раз росли по контейнерным перевозкам за счет того, что развивали их с китайцами. Не Калининградская область перевозила в Ленинградскую область и Санкт-Петербург, а Россия в целом перевозила грузы, в том числе транзитные, в наши порты на Балтике. Мы этим занимались последнее время. Но все равно есть еще много российских грузов, которые к нам шли через Литву. Поэтому транспортный комплекс Прибалтики в принципе может быть уничтожен в том случае, если Россия применит антисанкции в отношении грузов, которые идут в сторону Прибалтики и из нее.
«Запад отменил даже право частной собственности»
– Нет понимания по срокам, когда ситуация с транзитом может разрешиться?
– Оценки по срокам пока к нам приходят из СМИ. Рано их комментировать. Мы ждем официальной информации и официальных документов.
– Ваши юристы не оценивали возможность оспорить решение по запрету в суде или в ВТО?
– У нас, насколько я помню, DSB [Dispute Settlement Body – орган по разрешению споров] в ВТО не работает уже несколько лет. Да и в любом случае – коллективный Запад отменил даже само право частной собственности, так что какое ВТО? Вся эта история – она не про право. Все происходящее подрывает систему права, и для Европы это такое тихое самоубийство.
– Просто сейчас уже появилась иная риторика. Например, сенатор Владимир Джабаров, отвечая на слова бывшего министра внутренних дел Латвии о том, что надо «забрать Калининград», заявил, что такие попытки обернутся «мясорубкой».
– На мой взгляд, экономический ответ России в отношении Прибалтики – гораздо более эффективная мера и крайне разрушительная, сравнимая с нейтронным оружием. Россия может сделать так, что половины экономики Литвы не будет. Просто такое ощущение, что Литва не понимает, что Калининградская область – это часть России и что за нас есть кому вступиться, мы не один на один с проблемой. Давайте по-другому. Вот идут по улице два человека – огромный взрослый дядька, мастер спорта по боксу, по тактической стрельбе и т. д., который держит за руку младшего семилетнего брата. И вдруг к ним подходит человек и дает этому малышу щелбан по лбу. И если он это делает, то очевидно, что его старший брат сможет встать на защиту. Поэтому если не хочешь разбираться со старшим братом – не трогай малыша. Хотя малыш тоже уже с трех лет занимается боевыми искусствами.
– Есть версия, что блокада Калининграда – это ответные действия на блокаду портов Одессы. А вы как считаете?
– Я не верю в конспирологию там, где все объясняется простой человеческой глупостью или недоглядом какого-то бюрократа из Брюсселя. Использовать это, когда вопрос политизируется, можно, но верить, что это был изначальный замысел, – нет.
«Роста безработицы из-за санкций мы не видим»
– Насколько зависим малый и средний бизнес от сотрудничества с Польшей и Литвой сейчас? И как правительство поддерживает его в регионе?
– За последние три года принято огромное количество мер поддержки для малого и среднего бизнеса, учитывая сначала пандемию, а потом санкции. Но если сначала они были временными, то теперь действуют на постоянной основе. В основном мы помогаем с оборотными средствами – но это было на начальном этапе, когда ставка была высокая. Мы выдавали кредиты под 3% годовых. Было отдельное направление, связанное с инвестпроектами, в частности с их локализацией. Или, например, развитие транспортных проектов, закупка собственных контейнеров, вагонов. Таких проектов было на 2 млрд руб. Плюс у нас сейчас еще заявки на разные инвестпроекты, которые оцениваются в 4 млрд. Ищем на это ресурсы. То есть желающих реализовывать новые проекты, углублять локализацию в рамках импортозамещения очень много.
Что касается связей малого и среднего бизнеса с Литвой и Польшей, какой-то приграничной торговли, то это все сошло на нет уже после первого года пандемии. Мы уже привыкли к отсутствию такого активного трансграничного перемещения в эпоху ковида. На нас больше негативного влияния оказал разрыв логистических цепочек с Европой – поскольку мы долго встраивались в логистические, производственные цепочки, связанные с Европой. Теперь же их нет.
Например, сейчас мы не можем покупать сельскохозяйственную технику в Европе, запчасти к той, что уже есть. Поэтому стоит задача постепенного перехода либо на другие страны-производители, либо на отечественные комбайны. Мы очень сильно зависимы в части автопромышленности. У нас более 40% промышленного производства – это «Автотор», там более 70% импорта.
– То есть «Автотор» закроет производство в Калининградской области?
– В России сейчас из девяти заводов по производству легковых автомобилей не работает уже семь. Производство легковых автомобилей пострадало очень сильно в целом, не только у нас. Сейчас «Автотор» ведет работу по заключению новых договоров с производителями из дружественных стран. Но это не значит, что после того, как они закончат выработку нынешних остатков, они сразу же начнут работать с новыми компаниями. В любом случае им нужен будет некий переходный период, время на перезапуск линейки уже с новым партнером.
– Но в России ведь теперь разрешен параллельный импорт.
– У него есть и плюсы, и минусы. Эта мера действенна для небольших поставок, но тому же «Автотору» не сильно поможет. Это про другие ситуации, не про конвейерное промышленное предприятие.
– Сколько всего иностранных компаний ушли из Калининграда?
– Это сложно оценивать. Тот же McDonald’s – ушел, [а затем] пришел. Или у «Автотора» прекратилось сотрудничество с BMW. Поэтому сказать, что какие-то компании взяли и ушли – таких нет. Немцы работают, поляки работают, литовцы работают. Мы им рады, пусть работают.
– Чем они занимаются здесь?
– В основном пищевой переработкой, сельским хозяйством, промышленностью.
– А как запрет транзита и санкции влияют на людей? Увеличилась ли безработица? Выросли ли цены?
– Я не могу сказать, что транзит сильно влияет в моменте на людей. Если сейчас быстро не примут решение по отмене ограничений по транзиту, то цены на запрещенные к транзиту товары могут вырасти. Но поскольку мы будем субсидировать перевозку морем, то цены придут в порядок. Так что это все продлится месяц-полтора, не больше. А если транзит будет восстановлен, то и этого не произойдет.
Роста безработицы из-за санкций мы не видим. Возможно, еще не проявились последствия. В любом случае мы сейчас активно работаем над вводом в эксплуатацию новых заводов в наших индустриальных парках. В «Храброво» у нас достраивает большой завод «Фармстандарт». В Черняховске «Росатом» строит большой завод по производству солнечных батарей, который должен заработать в следующем году. Это несколько тысяч рабочих мест. Это должно нивелировать возможную потерянную занятость.
– То есть эти предприятия будут достроены и тут санкции на них не повлияют?
– Да. Они уже перестроили логистику, и у них все хорошо.
– А что с энергетической безопасностью региона? Ведь газ в область тоже идет через Литву?
– Даже если Литва перекроет транзит газа, это не страшно, поскольку у нас есть станция регазификации и подземное хранилище, на рейде стоит огромный корабль-газовоз, который в случае необходимости обеспечит довоз нужного объема голубого топлива. У нас есть независимое газоснабжение. Так что энергетическая безопасность обеспечена, а транспортный вопрос мы сейчас решаем.
– А продовольственная безопасность?
– Мы профицитный регион по продовольствию. Область полностью обеспечивает себя цельным молоком, мясом и картофелем. Обеспеченность яйцом за период с 2014 по 2021 г. увеличилась с 69 до 90%, молочными продуктами глубокой переработки (сыры, творожные продукты) выросла с 55 до 88%. Самообеспеченность по основной группе производимых овощей «борщевого набора» (капуста, морковь, свекла) составляет 80%, в целом по овощной группе – 68%. Мы даже продаем очень много на экспорт. Мы прочно входим в топ-5 регионов – экспортеров сельхозпродукции в стране. Калининградская область вносит существенный вклад в развитие российского экспорта продукции АПК: на долю нашей области приходится треть от общего объема экспорта продукции агропромышленного комплекса Северо-Западного федерального округа и 5% от экспорта продукции АПК России.
«Не должны экономические агенты России отказывать в кредитовании»
– Как вы в целом оцениваете антисанкционные меры, которые принимает правительство?
– Очень позитивно. Мне кажется, здесь все очень быстро сработали. Давайте я приведу пример. Мы очень сильно переживали, когда закрылся McDonald’s, – не потому, что я люблю его как ресторан, а потому, что крупнейший поставщик McDonald’s в России располагается в Калининградской области. Это группа компаний «Атлантис», там работает 1600 человек, 10 млрд руб. инвестиций, огромные объемы производства. Поэтому уход McDonald’s для нас был крайне неприятным. Но хочу сказать спасибо Burger King, потому что они сразу же увеличили объемы закупок у «Атлантиса» и заместили объемы McDonald’s. А сейчас McDonald’s вернулся уже в новой ипостаси, и мы строим новые заводы, с учетом того что у нас и Burger King покупает в больших количествах, и «Вкусно – и точка». Как раз «Атлантису» выделили 250 млн руб. субсидий, чтобы они быстрее завершили строительство молочного завода, который будет делать сырные палочки.
– А, например, два резонансных законопроекта в Госдуме – о введении внешнего управления и запрета на исполнение санкций российскими компаниями?
– Закон про запрет на исполнение санкций в России – очень здравая идея, на мой взгляд. Не должны экономические агенты России отказывать в кредитовании, потому что боятся попасть под санкции. И не должно быть так, что вы, предприниматель, который находится под санкциями, приходите в какой-нибудь – чтобы никого не обижать – условный «желто-зелено-синий банк» и говорите: «Дайте мне кредит», но вам его не дают, потому что вы уже под санкциями, а банк еще нет. В Китае, например, уже давно действует уголовное наказание для тех, кто отказывает в кредитах на подобных основаниях.
– А законопроект о внешнем управлении?
– Я его не читал, поэтому не хочу обсуждать детально. Но если проводится злонамеренное банкротство, то введение внешнего управления тоже здравая мысль. Тот же пример с McDonald’s. Когда он приостановил работу, то нес убытки, поскольку продолжал платить зарплату. При этом у компании огромное количество поставщиков, которые в моменте должны были куда-то деться. А у них тоже большие коллективы, цепочки поставщиков, которые от них зависят. Поэтому если подобные решения по закрытию или приостановке работы принимаются западными компаниями под давлением экономических властей какой-нибудь другой страны, которая ведет против России экономическую войну, то должны быть и контрмеры.
– Просто сам бизнес критически относится к этим законопроектам. Они по-прежнему считают, что можно договориться со своими многолетними партнерами.
– Тогда должен быть четкий алгоритм подобных договоренностей. Например, западная компания пытается договориться с властями своей страны или с головным офисом о том, что продолжит работать в России. Пусть у нее на это будет, допустим, три месяца. Если не договорились, то пусть будет три месяца на то, чтобы бизнес продать или передать. Ведь в России от этих компаний зависит множество людей. Что теперь, ждать, когда американцы сподобятся снять санкции? А мы должны закрыть все эти предприятия, куда были вложены миллиарды рублей инвестиций? Нет, конечно. Не хотите работать, ну тогда даем время договориться с вашими властями или забираем предприятие. Я переживаю за русских людей, которые работают в России и из-за того, что менеджмент компаний подчиняется всяким указаниям из США или Брюсселя, вынуждены уходить с работы или терять работу. Зачем нам это надо?
Кроме того, ведь есть же множество других схем. Есть пример с Inditex. У нас, например, их магазины Mango не закрывались, потому что они работают по франшизе. Сейчас вот этот самый параллельный импорт будет реализовываться с продукцией Inditex, в том числе через применение франшиз. Пока с точки зрения законодательства ЕС это легально.
«Самолеты на Калининград набиты битком»
– В регионе сейчас есть такое явление, как продуктовый туризм?
– Если вы про так называемые «сосисочные туры» – то это расхожий миф, не более. Он был в 1990-х – начале 2000-х гг. А до пандемии это скорее было из разряда предложений поехать в Гданьск на выходные и заодно там зайти в магазин. Это было больше баловством или развлечением. Как только пошли карантинные ограничения, то и такого формата не осталось. А так сейчас у нас у самих есть огромное количество объектов гастрономического туризма. Это и фермы, и сыроварни, и многое другое.
– Какая ситуация с туристами в этом году в регионе? В целом удалось за последние годы наладить внутренний туризм, учитывая пандемию и сейчас запрет на полеты в Европу?
– С туризмом отличная ситуация. По итогам первых двух месяцев текущего года было зафиксировано увеличение потока (+50–60% к январю и февралю 2021 г.), после чего наметился спад. Таким образом, на данный момент наблюдается снижение потока относительно прошлого года. Если в 2021 г. за три летних месяца Калининградскую область посетило 685 000–690 000 туристов, в этом году мы ожидаем порядка 615 000–620 000, т. е. примерно на 10% меньше. Но 2021-й – это был супергод, абсолютный рекорд по количеству туристов за всю историю региона. Мы понимали, что повторить это будет крайне сложно. Сейчас тоже самолеты на Калининград набиты битком, число рейсов в регион увеличивается. Определенное снижение может быть связано с тем, что закрыты вылеты к нам из южных аэропортов, потому что к нам были рейсы из Ростова, Белгорода, Брянска.
По нашим оценкам, в 2019 г. из 1,74 млн туристов около 200 000 были иностранцы (около 11%). В ковидном 2020 году область посетило 1,2 млн туристов, в 2021 г. – 1,9 млн. При этом в связи с действовавшими на тот момент ограничениями доля иностранцев в общем потоке оказалась на уровне статистической погрешности. Таким образом, внутренний туризм полностью заместил иностранный спрос. Хочу отдельно отметить, что средний чек наших гостей не снижается. Более того, но высоком спросе мы фиксируем, например, рост стоимости номерного фонда в регионе.
– В регион зашли крупные российские бизнесмены, которые занимаются туризмом?
– Да.
– А кто?
– Не скажу. Когда подпишем контракты, тогда и назовем. Из тех, кто известен: Алексей Васин на променаде в Светлогорске строит большой комплекс. Правда, до всего этого был Hilton, а теперь, видимо, будет какой-то другой. Плюс у них крупный проект по гольф-полям. И еще один крупный инвестор из южных регионов проявляет большой интерес к нашей игорной зоне.
– После начала спецоперации был отток жителей из региона?
– Нет, мы такого не фиксируем. Меня скорее беспокоит снижение спроса на жилье. Оно сейчас есть во многих быстрорастущих регионах, к которым относились и мы. Например, в 2021 г. Калининградская область заняла второе место по количеству квадратных метров, которые были введены на душу населения. Всего введено 1,3 млн кв. м жилья.
– С чем это связано?
– В первую очередь с высокими ставками по ипотеке и с ростом цены квадратного метра за последние три года.
– А что в регионе происходит с программой рибейтов для кинокомпаний? На ПМЭФе говорили, что ее запустят в области для разработчиков игр. Как с этим обстоят дела?
– Для кино она продолжается, фильмы снимают. Общая сумма выплат кинокомпаниям за весь период (с 2017 г.) составила 209,4 млн руб. На 2022 г. в областном бюджете на эти цели предусмотрено 40 млн руб. Про разработчиков игр – мы работаем над этим, но подтвердить окончательно, что мы ее внедрим, я не могу.
«Приходится работать еще больше»
– Вы в этом году идете на переизбрание. Можете рассказать, что за прошлый срок на губернаторском посту удалось сделать, а что нет?
– Мы обновили закон об особой экономической зоне. В итоге за два года у нас появилось больше резидентов, чем за 10 лет до этого. Мы внедрили электронные визы для туристов, и это дало очень хороший эффект. К сожалению, недолго мы смогли этим пользоваться. Но я уверен, что после нормализации ситуации эта система продолжит работать. То количество денег, которое малый бизнес, да и страна получает от туристов с учетом доступности электронных виз – это несопоставимо больше, чем потери от отмены консульского сбора. Литовцы приходили к нам за визами, чтобы ездить к нам, поскольку у нас дешевле продукты в магазинах.
– То есть с их стороны продуктовый туризм?
– Да, приезжали за некоторыми продуктами, лекарствами. За полгода в 2019 г. было порядка 80 000 иностранных туристов в регионе без какой-либо рекламы.
Если еще говорить о том, что удалось сделать, то мы добились договора о свободном небе, но опять же, к сожалению, не успели им воспользоваться. Подготовились к чемпионату мира по футболу. Я был назначен на пост губернатора в октябре 2016 г., и тогда тут все слабо напоминало о том, что город может принять чемпионат мира. В итоге мы обновили аэропорт, сделали новую взлетную полосу, и теперь это один из самых быстрорастущих региональных аэропортов в стране. Финансирование системы здравоохранения в регионе увеличилась в два раза – с 12 млрд до 24 млрд руб. Онкоцентр будет достроен до конца года.
– А не удалось-то что?
– Могу рассказать, что я ставил себе как задачу в предыдущий период и что, к сожалению, перетекло на следующий срок полномочий. Это решение мусорной проблемы, поскольку у нас очень остро стоит вопрос переработки мусора, новых полигонов, утилизации отходов. У нас сейчас есть концессионное соглашение. Но с учетом обособленности региона – это одна из главных проблем, которую нужно решить обязательно. Но пока я здесь похвастаться не могу.
– И все?
– Ну, конечно, могу еще рассказать, но вы же не за тем приехали, чтобы я перечислял вам свои провалы.
– Это тоже интересно.
– Пока не решил проблему с Домом советов. Его невозможно восстановить и достроить, решаем, что будет с этой территорией.
– Вы выдвигаетесь на выборы от «Единой России». Какие сейчас рейтинги у партии? И у вас? Выросли ли они после начала спецоперации?
– Выросли. Про мои личные рейтинги не совсем правильно говорить, а рейтинг партии в регионе где-то 42–43%.
– Вы уже начали встречи с избирателями?
– Встречаюсь, но пока не как кандидат, а просто в рамках губернаторской работы.
– В целом после начала спецоперации какие социально-экономические настроения в регионе? Как они изменились? И вообще, в курсе ли жители, что осенью выборы губернатора?
– Про выборы жители знают. В целом же если говорить про настроения, то тут три основных фактора – и вряд ли мы здесь как-то отличаемся от других регионов. Люди переживают за работу, за цены и за транспортную доступность.
– А как у вас, как у губернатора, после начала спецоперации изменилась работа, задачи, которые приходится решать?
– Работа любого губернатора – это вечный конвейер. Он ограничен только физическими возможностями человека. Нужно прерваться, чтобы поспать, на спорт сходить, чтобы была энергия. А так мы всегда много работали. Просто когда происходят такие истории, как сейчас с транзитом, приходится работать еще больше. Но ничего, справляемся.
(Нет голосов) |