Игорь Белов: Большой белорусский "брат"
Игорь Белов Goodbye, Lenin, здравствуй, Сталин!
Что правда, то правда, в Минске действительно очень чисто. Город буквально вылизан, ни фантика, ни окурка, ни пустой пивной бутылки. Но вот что интересно – это не та чистота, которую я с искренним удовольствием всякий раз наблюдаю в Швеции, Германии или Литве. Чистота по-белорусски оставляет гнетущее впечатление, потому что сразу понимаешь: «марафет навели» от страха, а не по любви к родным улицам. Подобную разницу ощущаешь интуитивно, причём на раз-два. Совсем нет нищих – и не потому, что все процветают. Просто тех, кто сидит на улице с протянутой рукой, очень быстро увозят в неизвестном направлении, и обратно на «насиженное» место они уже не возвращаются. Сталинский ампир напоминал бы некоторые районы Москвы или Питера, если бы не... фамилия «Сталин», изредка встречающаяся на фасадах домов в качестве лепнины. Вообще, советская символика в Минске – на каждом шагу, она никуда не делась, и всякий раз возникает неприятное ощущение, что всё вернулось на круги своя. Точнее – «совок» так никуда и не ушёл. Даже спиртное можно купить только с 8 утра и строго до 11 вечера.
Язык мой – враг мой?
Впрочем, Бог с ним, со спиртным. Куда загадочнее обстоит дело с белорусской языковой культурой. Белорусскую речь в Минске можно услышать разве что в качестве объявлений на вокзале и в метро. И ещё – по-белорусски «из принципа» говорит «продвинутая» белорусская молодёжь. Из принципа, потому что Беларусь – это, наверное, единственное государство в мире, взявшее курс на сознательную дискредитацию родного языка. В школах белорусскую литературу преподают «через пень-колоду», денег на издания книг белорусскоязычным авторам не выделяют. Писатели, особенно молодые, пишущие на белорусском языке, приравнены к врагам государства (они признавались мне – если бы правящий режим пропагандировал бы «белорусскую мову», то в пику властям мы писали и говорили бы по-русски). Проспект, названный некогда в честь великого белорусского первопечатника и просветителя Франциска Скорины (которому, кстати, в Калининграде поставлен памятник), переименован в проспект Независимости. И так далее, и тому подобное.
Свои-чужие
Рабочий класс в Беларуси живёт не то чтобы уж очень скверно. Хочешь работать – работу тебе найдут. В вузах существует советская система распределения молодых специалистов после окончания учёбы. Будешь хорошо себя вести – распределят нормально. Хорошее поведение «по-белорусски» для молодого человека включает в себя обязательное условие – неучастие в митингах оппозиции. Стоит только белорусскому студенту появиться на антиправительственном митинге (неважно, по поводу чего сыр-бор), у него есть все шансы вылететь из института, без права на возвращение. А лучше всех чувствуют себя силовики – милиция и госбезопасность. Вот кто в Беларуси катается как сыр в масле. Интеллигенции же, которая традиционно не поддерживает политику белорусского президента, раз и навсегда дали понять: не нравится – болтайтесь ниже уровня ватерлинии со своими нищенскими зарплатами.
Книги на обочине
Мы сидим в квартире известного белорусского поэта Андрея Хадановича, чьи стихи я переводил на русский язык, беседуем о литературе и пьём «зубровку». Достаю с полки книжку рок-барда Леонарда Коэна и вдруг замечаю, что книга вымазана придорожной грязью, и довольно основательно. Такие же следы – на корешках других иноязычных книг. Перехватив мой изумленный взгляд, Андрей с грустью поясняет: «Понимаешь, я здесь человек известный, и политика постоянно влезает в мои дела. Поэтому, когда я возвращаюсь из-за границы с какого-нибудь выступления, на таможне мои вещи переворачивают вверх дном. А поскольку придраться особо не к чему, я ведь не порнографию какую везу, а стихи, то таможенники со злости швыряют мои книги в канаву, в грязь. А я ползаю, собираю, на глазах у пассажиров своего автобуса, которые еще недовольны тем, что я их задерживаю...»
Шпионские страсти
Именно по причине своей широкой известности в родной стране Андрей не имеет мобильного телефона. И не потому, что денег нет. Просто если «трубка» постоянно прослушивается, то какая от такого телефона радость? Впрочем, от граждан Беларуси факт прослушки их телефонных разговоров и не скрывают. А молодёжь относится к этому со своеобразным юмором, и периодически, говоря с кем-то по мобильному, передают «привет» присосавшемуся к каналу связи спецслужбисту. Под контролем находится и «всемирная паутина»: когда в одном из минских интернет-кафе я пытался зайти на свой почтовый ящик на американском портале lycos.com (ну, есть там где-то в углу эротическая реклама, на которую толком внимания никто не обращает, так что теперь?), то вместо своей почты увидел угрожающую надпись во весь экран: «Вы пытались проникнуть на сайт, содержащий элементы порнографии! В случае повторной попытки Вы будете удалены из клуба при помощи милиции!» Как-то, знаете ли, неприятно от этого стало – поневоле вспомнишь роман Оруэлла «1984», где граждане находятся под неусыпным контролем государственной машины. А чтобы они об этом не забывали (пардон, даже в туалете), повсюду висят плакаты: «Большой брат смотрит на тебя!»
Эпилог
Я уезжал из Беларуси с тяжёлыми и смешанными чувствами и с ясным осознанием того, что больше меня в эту страну не потянет. Понимал я также и то, что ежели, не дай Бог, в России когда-нибудь начнётся нечто подобное – уж простите, немедленно уеду и отсюда. Дело тут не в запрете на алкоголь или эротику. Просто мне не нравится ощущать на себе тяжёлый взгляд тех, кто по неизвестным мне причинам присваивает себе право решать за меня, как мне думать и какие книги читать. Не те времена, «товарищи». Как пел в «лихих 90-х» Борис Гребенщиков, «ну хватит ползать на брюхе, мы уже возвратились домой...»