Проректор по развитию и стратегическому планированию БФУ им. И. Канта о том, как университет с помощью синхротрона запустит движуху, почему у нас научное оборудование стоит в 2 раза дороже, чем за рубежом и как устроена схема защиты от фирм-однодневок при закупках такого оборудования.

- Сейчас первая очередь «Фабрики» запущена, что вы ждете от этого комплекса?
- Нам изначально, к сожалению, передали только два здания из всего комплекса. Нам это пространство очень нравится – такая, в хорошем смысле, типовая советская фабрика. В ней все было продумано: производственный цикл, административные здания, складские помещения и гаражи – и все на компактной территории. Передали бы сразу все – сегодня уже весь комплекс был бы в благопристойном виде. Сейчас в университете дорабатывается проектно-сметная документация, чтобы вся «Фабрика» была и комфортной и красивой. Часть прикладных лабораторий будет перебазирована из основного здания на периметр. Мастерские мы хотим модернизировать, чтобы там разместился инжиниринговый центр. С флангов будет территория малых производственных участков.

- Будет ли «Фабрика» автономной и в финансовом плане?

- Отдельные элементы, по крайней мере, производственные площадки мы планируем сделать финансово автономными. Это либо арендные отношения, либо отчисления от продаж. Хороший пример – типография, коммерчески успешное подразделение.

Тут важно соблюсти баланс между центрами затрат и прибыли. Мы хотим сделать образцово-показательную площадку, в которой точно контролируем все расходы и прибыли, чтобы, по возможности, снизить нагрузку на университет. Внедряем энергоэффективные технологии, ведем учет потребляемых ресурсов.

Вряд ли проект может быть прибыльным, такие структуры не могут приносить прибыль по определению. Если хочешь получать прибыль, сдай все в аренду и забудь про науку навсегда.

- За рубежом подобные площадки дотационные или финансово независимые?

- «Фабрика» - собственность Российской Федерации. Со всеми вытекающими особенностями и ограничениями ее использования. Обычно такие объекты выводятся за рамки федеральной подчиненности. Лучше всего, когда муниципалитет или крупная корпорация выделяет здание, учреждает отдельное юридическое лицо со своей системой управления. Во всем мире такие структуры более гибкие, но нигде прибыль не является самоцелью. Инвестируя в подобные проекты, бизнес или государство работает в долгую. Например, корпорации вкладывают деньги, чтобы периодически выстреливали разработки, которые можно внедрить в производство. Или муниципалитет заинтересован, в том, чтобы люди приезжали и оставались работать в таких центрах. Инкубаторы не зарабатывают, а дают заработать резидентам.

- Сообщается, что есть некие производители в регионе, которые заинтересованы в «Фабрике». Кого вы видите вашими резидентами?

- Резидентов нужно грамотно отбирать. В английском языке есть слово occupants — некие лица, которые находятся внутри парка или зоны. В нашем понимании это скорее резиденты. У нас есть наши внутренние резиденты, надеемся привлечь резидентов внешних.

- Называют «Дженерал Сателайт» и завод «Факел»…

- Пока не понятно, зачем это им. Дело в том, что, насколько мне известно, у каждой из этих структур есть свои площади, и я подозреваю, что у некоторых они в избытке. У них есть своя территориальная привязка и собственный режим производства. Выносить какие-то элементы бизнес-процессов за рамки собственной инфраструктуры не очень интересно и выгодно. Для нас хорошая схема – инжиниринговые услуги. Отдали на аутсорс, расплатились – разошлись. Нужна более глубокая интеграция – это обсуждаемо. Мы ждем любых партнеров, которые заинтересованы приобщиться к нашей инфраструктуре. Но когда в нашем регионе сформируются такие партнеры, можно будет сказать, что мы не зря работали.

- Затраты на строительство «Фабрики» впечатляют. На одну только транспортировку оборудования были затрачены миллионы рублей.

- Расходы на перевоз оборудования – это доли процентов от комплекса работ, которые необходимы для запуска сложных систем на новом месте. Как правило, такие системы запускают представители заводов-изготовителей оборудования. Они направляют к нам своих инженеров, и мы ждем, когда в их графике появится время. Многие из наших исследовательских систем не должны останавливаться. Они как доменные печи - их не выключишь просто так из розетки и не перенесешь на новое место. Основная часть затратных процедур была связана с инжиниринговой подготовкой. Мы приурочили к переезду большой комплекс работ сервисного характера. Раз уж прибор все равно перебазируется, то надо провести профилактику совместно с работами по запуску на новом месте.

- Сложное оборудование, видимо, диктует особые требования к внешней среде?

- Любая вибрация, шум – это уже фактор дестабилизации работы приборов. Поэтому мы специально закупаем антивибрационные приспособления и другие защитные устройства. Один из уникальных приборов Synchrotron Like — наша проприетарная технология — стоит на плите весом две с лишним тонны. В помещение, где стоят некоторые из приборов, нежелательно заходить с включенным мобильным телефоном. Такие приборы могут стоить 15-20 млн руб. и, как правило, должны занимать площадь не менее 20-25 кв. м.

У нас был случай: в старом помещении строители оставили свернутый кабель над потолочными плитками. Магнитные наводки, которые от него исходили, реально влияли на измерения. Долго не могли понять, в чем проблема, пока не вскрыли потолок. Обычный провод, казалось бы…

- Получается у подрядчика строительства «Фабрики» должны быть особые компетенции, для создания подобных объектов?

- Мы бы хотели, чтобы у подрядчиков был опыт строительства объектов исследовательской инфраструктуры. Но технологии защиты приборов идут по пути снижения требований к внешней среде. Самое главное – стабильная подача электроэнергии без перепадов напряжения, чистая вода, системы газоснабжения, системы заземления. Мы не говорим об оборудовании, которое должно находиться в чистых зонах, там, где персонал работает в специальных костюмах-скафандрах. Таких приборов мы не закупали, потому что это пока нецелесообразно. Сразу оговорюсь, «Фабрика» спроектирована таким образом, что при необходимости, мы сможем организовать такую зону. Просто организация чистой зоны стоит дороже, чем сами приборы.

- Как вы выбирали, у какого завода-производителя закупать оборудование?

- На рынке приборов высокого класса – олигополии, везде есть два – три основных производителя. В основном у нас техника японская. JEOL – один из первых производителей на нашем рынке, который поставил первый микроскоп в СССР еще в 60-е годы, рентгеновское оборудование Rigaku, аналитическое оборудование Shimadzu. Есть также американское оборудование.

- И как в условиях российской контрактной системы закупать такое оборудование?

Лет пять – семь назад, когда работал нацпроект «Образование», была проблема – боролись с фирмами-однодневками. Использовались хищнические схемы, когда «левая» фирма залезала в конкурс и шантажировала либо основного поставщика, либо заказчика. Последние годы такая проблема на рынке высокотехнологического оборудования практически отпала, потому что реально установки такого класса не повторить. Даже если попытаться декларировать, что вы сможете их сделать – ничего не получится, технические требования слишком высоки.

Сами производители дают на рынке защиту дилерам под поставку конкретному заказчику. Если кто-то из дилеров узнает, что покупается дорогой прибор, он резервирует у производителя право на поставку прибора. Поэтому все остальные легальные дилеры, как правило, в этот конкурс не полезут. Им не имеет смысла бодаться между собой, потому что они по-своему делят рынок, и это от нас никак не зависит.

Крупные компании, получающие защиту, выставляют цену, согласованную с производителем, которую нельзя узнать в открытом доступе. Но если цена сильно завышена, то конкурент может обратиться и разблокировать сделку из-за слишком большой маржи. Поэтому претензий к дилерам, которые эксклюзивно работают с мировыми поставщиками, у нас нет.

Это понятный рынок. Довольно легко отследить, кому и за сколько дилер продал оборудование. Как правило, на предпродажной стадии дилеры сами просят: «поезжайте, посмотрите, вот мы поставили такой прибор туда-то, узнайте, за сколько мы его продали, узнайте все подводные камни, сколько стоят расходные материалы». Их цель – не только маржа, но и оборот. Дилеры получают скидки от поставщиков за объем продаж.

Но на рынке высокоточного оборудования очень высокая маржа. Из-за систем защиты производителей и дилеров, из-за того что у нас специфическое законодательство. У нас в России оборудование по определению намного дороже, чем за рубежом. Многие ученые приезжают и удивляются – в Америке можно тот же самый прибор купить в полтора-два раза дешевле. Но если в Америке попытаешься связаться с производителем, он отправит к представителю в России. Мы даже много раз пытались в обход дилеров выходить на производителей и в режиме ОЭЗ, экономя на налогах, ввозить. Но здесь попадаешь в другую ловушку: если завод и захочет с тобой иметь дело, встает вопрос, кто будет вести сервисное обслуживание, кто будет запускать приборы. Дилер имеет штат сертифицированных специалистов. Потом на вызове инженера дилер либо отыграется, либо вообще откажется обслуживать оборудование, которое сам не инсталлировал. Но в последнее время дилеры идут на встречу. Мы используем гибридные схемы, например, когда торговый представитель курирует прямую поставку с завода.

Иностранные заводы в целом не любят работать с Россией. У нас разный контрактный язык, много формальностей. Производителю проще, чтобы сделку курировал инсайдер в стране.

Наряду с дилерами и производителями мы тоже как заказчики защищены. Например, мы стараемся не авансировать средства. Всегда оплата идет по факту поставки. Это правило гарантирует, что нас «не кинут». Даже если нам не поставят оборудование, деньги университет не потеряет. Кроме того, любой контракт защищен обеспечением, то есть поставщик должен не только свои средства проавансировать, но и предоставить банковскую гарантию, либо залог денежных средств. Такая эшелонированная система защиты делает рынок высокоточной техники непривлекательным для фирм-однодневок.

- Ваша гордость – Synchrotron- Like, что он умеет и для чего он?

В мире существует около полусотни синхротронов. Это большие установки, класса мега-сайнс. Как правило, частицы циркулируют по окружности и генерируют рентгеновское излучение. Это излучение улавливают в специальных шахтах. Каждая шахта – отдельная лаборатория, основной инструмент которой — пучок рентгеновского излучения очень высокой энергии.

Определенным образом сфокусированное излучение позволяет смотреть, как в микроскоп, различные поверхности, просвечивать объекты. Рентген перспективен тем, что он открывает возможности для микроскопии наноразмерного разрешения. Длина волны излучения сопоставима с размерами самих элементарных частиц. Все мировые производители, которые занимаются, например, производством лекарств, или ученные, которые публикуют статьи в крутых журналах, должны купить синхротронное время и проверить свои результаты в рентгеновском пучке. Наш прорыв заключается в том, что мы смогли воспроизвести в лабораторных условиях рентгеновский пучок, сопоставимый по характеристикам с большими синхротронами.

- То есть рецензируемые журналы будут принимать результаты, полученные на вашем оборудовании?

-Кроме того, теперь мы можем готовить людей, которые будут работать на больших синхротронах. Представьте, чтобы поехать на большой синхротрон, нужно купить время работы рентгеновского пучка. Вы арендуете лабораторию, вас в определенный час пустят и в определенный час выпустят. Если вы что-то не успели настроить – вы потеряли время и деньги. Прежде чем ехать на большой синхротрон, выгодно приехать к нам, протестировать методику. Посмотреть, как это примерно выглядит и уже с готовым экспериментом приехать туда и все воспроизвести по полной программе. Мы реализовали модель центра предсинхротронной подготовки. У нас даже программное обеспечение полностью повторяет интерфейс и язык софта, который используется на больших синхротронах. В частности, на синхротроне в Гренобле. Ведущий работник нашей лаборатории сам из Гренобля. И он здесь формирует научную школу в сфере рентгеновской оптики. Он, прежде чем допускать на большой синхротрон, рекомендует сначала пройти подготовку у нас.

- На «Фабрике умеют делать оптику для рентгена?

- Рентгеновская оптика – наша фишка. Мы занимаемся разработкой оптических устройств. Излучение есть, значит нужна оптика. У вас есть очки – рентгеновскому излучению синхротрона тоже нужны очки. Но из чего сделать оптику для излучения с колоссальной проникающей способностью? Наше ноу-хау в том, что мы умеем управлять рентгеновским пучком. Это бериллиевые линзы, определенным образом проточенные. Мы проектируем эту оптику, а чтобы ее изготавливать, нужно запустить производственный процесс. Первое испытание проходит на нашем синхротроне.

- То есть ваш тренинговый центр может приносить выгоду, и «Фабрика» может стать бизнесом?

- Европейские синхротроны – это большой научный бизнес. Другое дело, что порог входа очень большой. Один день работы стоит тысячи долларов.Отдельные участки могут приносить выгоду, но вся «Фабрика» — нет. Исследовательские приборы, нужно перенастраивать, они не предназначены для зарабатывания денег. Естественно, мы можем взять какую-то деталь и сделать экспертизу. Но это будет стрельба из пушки по воробьям, не тот уровень. Высокоточное исследовательское оборудование само по себе вряд ли принесет прибыль. Приборы, приносящие прибыль, не перенастраиваемы, заточены под определенную задачу. Как известно, производственный процесс окупается за счет масштаба производства и минимальных переналадок.

- А промышленные потребители «Фабрикой» не интересуются?

 Аналитическая техника пока пригодилась только «Факелу» и «Дженерал Сателайт», и то, только в части контроля качества.

- Получается, что у вас есть мощности, которые превосходят возможности этих производителей?

- В чем-то мы их превосходим. Но у нас разные задачи. Мы работаем с магнитными материалами, с тонкими пленками, это мало востребовано в регионе. Сейчас наука так выстроена, что затачиваться только под ближайшее окружение мало кто может себе позволить. Нужно работать на весь мир. По крайней мере, наши выпускники будут конкурентоспособны в глобальном масштабе. А когда придет время и индустрия подтянется.

Для отраслевой науки мы можем предложить производство прототипов и малых партий изделий. Мы делаем отдельные модули, можем заниматься прототипированием. Эта услуга пока не очень востребована, возможно, потому что производители еще не привыкли к нам обращаться. По крайней мере, у нас потребность в этом есть, но мы надеемся, что и у индустрии будет просыпаться интерес.

- Вы сказали, что ожидаете, что ваши выпускники будут конкурентоспособны в глобальном мире. Не боитесь, что это качество позволит покинуть и университет, и «Фабрику», и вообще Россию?

- Конечно, выпускники могут нас покинуть — это нормально. Но мы сделали «Фабрику» в том числе, чтобы у них была мотивация остаться. По крайне мере, тем, кто приезжает из других регионов, у нас нравится. Проблема утечки мозгов остро стояла в девяностые, и совсем недавно был новый всплеск оттока кадров за рубеж. Кто хотел, уже уехал. И теперь, может, хочет вернуться, да зачастую некуда. Люди уезжают не от плохой жизни, они уезжают от отсутствия среды, в которой они могут развиваться.

- Академической жизни нет – люди уезжают?

- Не просто академической, в привычном понимании. Скорее промышленно-университетско-предпринимательско-тусовочной. Почему научные центры привлекают молодых и талантливых людей? Потому что там есть с кем и о чем поговорить. Жизнь ученого как протекает — он либо в научных конференциях участвует, либо читает литературу, либо получает результаты. Люди хотят приезжать, но когда они видят бедное окружение, то боятся потерять время, отстать от профессионального окружения. Им часто никаких денег не нужно! Трагедия, когда поговорить не с кем… Ученый должен постоянно находиться в соответствующем окружении.

Чем хороши синхротроны – там просто кипит жизнь, все кишит новыми идеями, есть с кем посоветоваться, поспорить. Нам такую движуху самое важное заварить. «Фабрика» предоставляет такую возможность. У нас есть приборная база, которой могут позавидовать даже крупные зарубежные центры.

Наше преимущество в том, что мы даем развиваться молодым людям. Они еще не успели полностью состояться, но если они встраиваются в правильную научную волну и у них перспективное направление, мы им даем даже больше, чем за границей. Например, позволяем оснастить такую лабораторию, до которой за границей не допустят в силу конкуренции. И такой подход оправдывает себя сполна тем, что молодые исследователи очень мотивированы на работу.

- И кто у вас работает? Наши ребята или из других регионов?

- Преимущественно с других регионов. Но теперь из них сформировалась группа, которая может наших подтягивать. До этого местным некуда было ткнуться. Почти не было ученых, которые понимают современное состояние науки, где проходит научных фронт. Неизвестно, как много молодых и талантливых ребят мы потеряли просто из-за того, что не с кем поговорить было. Сейчас у каждого есть возможность зацепиться за лабораторию и стать высококлассным ученым или, по крайней мере, инженером. Вокруг материаловедческих лабораторий очень много инженерных задач. Все, что касается приборостроения, требует очень мощной инженерной компетенции. Если с современной приборной базой работаешь, ты должен быть не меньшим инженером, чем физиком. Не случайно у нас работают выпускники инженерно-физических факультетов МИФИ, МФТИ, МГУ или МИСиС.

- На сайте университета утверждается, что БФУ им. И. Канта зарегистрировал больше десятка ноу-хау. Будет ли экономическая отдача от этого?

- Мы просто учитывали разработки, и чтобы не раскрывать их — не патентовали, а оформляли ноу-хау. Насколько они будут востребованы зависит от того, сколько души и сил разработчик готов вкладывать в коммерциализацию. Сейчас прибыль не наш приоритет, потому что критическая масса исследователей еще не сформировалась. Мы должны в научном плане расти, а исследовать и продавать одновременно весьма трудно. Самые талантливые ребята целиком и полностью погружены в исследовательский процесс. Из некоторых исследовательских проектов выкристаллизовывается производственная структура. В бериллиевой оптике, например, масса ноу-хау, многие не успеваем регистрировать. Когда пул исследователей сформируется, ноу-хау начнут продаваться. Первым покупателем, разумеется, станет сам синхротрон.

Текст: Владимир Лемешевский