О том, почему мы так и не научились учить на учителей, отчего не получается создать демократию даже на уровне отдельных школ или вузов, зачем бизнесмены «инвестируют» в храмы и футбольные команды вместо образования, и как получилось, что человек с именем Лазарь Моисеевич стал отцом калининградского православного образования, в интервью RUGRAD.EU рассказал советник губернатора по вопросам образования.

Мы встретились с Лазарем Фуксоном в входа в Калининградский градостроительный колледж, куда он ушел почти сразу после отставки губернатора Владимира Егорова, в команде которого занимал министерскую должность. Советником Георгия Бооса, сидя поначалу в одном кабинете с другим отставным министром времен Егорова — Леонидом Сергеевым, он проработал всего 3 месяца. Этого времени ему хватило, чтоб осознать, что «в полях» его таланты найдут большее применение. В конце 2000-х Лазарь Фуксон уехал на лечение в Германию, где и живет до сих пор. Впрочем, Калининград он не забыл: приезжает время от времени и на общественных началах консультирует губернатора Николая Цуканова по вопросам образования.

Шагаем по колледжу, заглядывая в столовую, спортзал, музей и простые учебные кабинеты. Везде хороший ремонт — есть чем гордиться. Но в мужской раздевалке обнаруживается одна то ли отбитая, то ли просто отставшая от стены плитка. Лазарь Фуксон ругается про себя, и потом некоторое время мы молча бредем по колледжу, обдумывая это необычное для колледжа времен Фуксона явление. «Наверное, вам удалось попасть в большую программу развития образования. За этот счет и весь этот ремонт», - начинаю я. «Ага, - с едкой иронией отвечает Фуксон. - У меня была своя программа развития образования». Через некоторое время мы оказываемся в просторной светлой комнате местного музея за круглым столом. Мой собеседник рассказывает историю о дураке, который в свое время нажаловался на него за то, что часть экспозиции, посвященной немецкой истории здания, разместили в этом просторном светлом помещении, а советский период был представлен в более темном холле. «В общем, вы видели, что сделал я, и поэтому имею право говорить об образовании. Какие у вас будут вопросы?», - разом перейдя от экскурсии к интервью, обращается ко мне Лазарь Фуксон.

- Вы, наверное, как раз тот человек, у которого есть смысл спрашивать, какие вызовы стояли перед региональной системной образования 5-8-10 лет назад, насколько адекватно на них удалось ответить и, соответственно, какие вызовы стоят сейчас и как сильно они отличаются от проблем, называвшихся годы назад.

- Задачи и 5, и 10, и 40 лет назад были одни и те же. Всегда стояла задача воспитать полезного для общества человека, работящего, энергичного, самостоятельного. Чтобы он отвечал потребностям существующего производства, плюс позитивная нравственная составляющая. Поэтому все заявления о том, что сейчас вводятся инновации, чтобы сформировать творческую личность, я считаю рассчитанными на людей, которые далеки от педагогики, или вообще в ней ничего не понимают. В каждое время эти задачи реализовывали, но по-своему. Например, в XIX веке в России были реальные училища, которые готовили торговцев, где изучались 2 иностранных языка.

Все проблемы в нашем образовании являются следствием сложившейся социальной обстановки. Образование неотрывно от общества и даже более того: социальные раны общества как раз в первую очередь проявляются в учебных заведениях.

Самое страшное из того, что у нас происходит в образовании — это, конечно, потеря профессионализма. Общеобразовательная школа отправляет своих учеников в профессиональную школу, и там должны выковываться профессионалы, а их нет. У нас принимают на работу не потому, что ты владеешь профессией, а за то, что у тебя есть какой-то диплом. Эта система разъела всю сферу образования.

Сейчас говорят о человеческом потенциале, наличие и уровень развития которого определяют перспективы государства и общества. У нас нет уважения к человеку с высшим образованием, нет уважения к профессионалам, нет возможности самореализоваться.

У нас очень мало учителей-профессионалов. Учитель - это ведь такая же профессия, как врач или журналист, и на нее нужно учиться. БФУ им. И. Канта готовит физиков, филологов, историков, но почти не готовит непосредственно учителей. Моя дочь приехала в Германию со своим дипломом, в котором написано: «филолог-германист, учитель немецкого языка». А ей говорят: «Как вы можете быть учителем, если у вас там всего ничего часов на педагогику отводится?».

То есть у нас в школу попадают люди, которые плохо знают детскую и возрастную психологию, современные педагогические технологии. А ведь у преподавателя главные задачи - это выявить личностный потенциал ученика, направить его по той дороге, которая соответствует его способностям, стимулировать интерес ребенка к образованию.

- Наш БФУ им. И.Канта — не маленькая и достаточно самостоятельная структура, почему бы ему не начать выпускать учителей-профессионалов?

- Я этим вопросом задавался всегда. Университет говорит так: «Мы классический университет, мы готовим специалистов в области науки и каких-то прикладных вещей, например, информатики. А если вы хотите, то сделайте госзаказ, и мы вам подготовим учителей». И это длится уже 40 лет. То есть выросло уже несколько поколений учителей, завучей и директоров школ - недоучек, которые дефицит полноценного базового образования пытаются компенсировать курсами переподготовки и повышения квалификации...

- Какие проблемы можно решить в краткосрочной перспективе, просто перераспределив акценты, в том числе и финансовые?

- Мы не умеем отказываться от пережитков прошлого. Вот у нас учительская ставка — 18 часов в неделю. При этом рабочая неделя учителя — 36 часов. То есть он работает 36, а получает за 18. Этой дури с 18 часами нигде в мире больше нет. Появилась она у нас в начале 30-х годов прошлого века, когда мы пытались показать, что мы самые передовые. Нельзя создавать мертвеющие схемы оплаты труда. Они должны быть динамичными.

- Наверное, так происходит потому, что у нас страна большая, и если все постоянно менять, то всегда будут находится очень недовольные этой практикой.

- В том-то и дело, что у нас перманентно что-то меняют в системе образования, и без оценки результатов предыдущего появляется очередное нововведение, причем обязательное для всей страны. Забыты такие понятия как региональная самостоятельность и региональная составляющая. Ельцин говорил: берите власти столько, сколько сможете унести. Потом все централизовалось, и сейчас нам на все дают деньги из центра. Получается так, что пока эти деньги выбьешь, пока ими соперируешь и их пристроишь, они теряются. В регион по линии образования идут миллиарды, и мы просто не успеваем их освоить, и это даже не наша вина, а беда.

У нас еще есть школы, где туалет на улице, но на ремонт «денег нет». А когда поднялась буча с пожарниками, десятки миллионов рублей ввалили на обеспечение безопасности, и далеко не всегда траты были оправданы. Например, есть школы, где в 14.00 заканчиваются занятия, а там устанавливаются системы сигнализации, которые необходимы для спальных помещений. В Германии на полах лежит линолеум и стены покрашены масляной краской, а у нас все это уже нельзя.

- Вам не кажется, что такая реакционная повестка дня, когда что-то происходит - например, пожар - и все бросаются ужесточать требования, ни до чего хорошего довести не может?

- При компартии тоже очень любили реагировать на все запретом. Произошло какое-то ЧП - сразу запрет.

Так вот, у нас «денег нет», но зато мы строим «школы будущего». Цены на них уже начинают зашкаливать: туда привозят зимние сады с экзотическими растениями и прочее. Обычная школа стоит 200-300 млн руб., а мы уже по 900 млн руб. вваливаем. В результате к нам приезжают шведы, голландцы и немцы и дивятся, какие у нас школы-дворцы. Школа - это, конечно, храм, но все-таки нужно быть скромнее. А учебников в школах не хватает. И как ученик может учиться без учебника? Получается, что система — неуправляема, что ли?

- А почему так происходит?

- Никакие вопросы не решаются, потому что кардинально никто ничего не меняет. У нас же полномочия разделены как: детские сады и школы — это муниципальный уровень, среднее профессиональное образование — региональный уровень и высшее профессионального образование — это федеральный уровень. Получается, что область разрабатывает нормативы и платит деньги, а «музыку заказывают» муниципалы. Снять или наказать директора невозможно, потому что его нанимал муниципалитет. При этом муниципалитеты сами бедны, как церковные мыши.

- Но это же довольно традиционная ситуация: область работает на количественные показатели: больше, дороже, быстрее. А вопрос содержания школ и детских садов остается на совести муниципалитетов, которые, как вы говорите, бедны, как церковные мыши. Но на них давит областное правительство со своим «больше, дороже, быстрее». Может все-таки сбавить темпы достижения политических результатов?

- Была такая песня: «студент бывает весел от сессии до сессии». Сейчас вся страна живет от выборов до выборов. Поэтому инвестиции в образование, зарплата учителей не направлены на решение стратегических задач, а связаны с политической структурой момента. Я думаю, каждый регион сам вправе распределять полномочия в педагогической сфере.

- Пакет указов Владимира Путина о повышении зарплат врачей и учителей за счет регионов и муниципалитетов вполне укладывается в эту логику...

- В них говорится: вы должны довести зарплаты учителей до определенного уровня. А деньги где? «А деньги ищите у себя». При этом они не изменили ни налоговую систему, ни систему администрирования бюджетных расходов. Умом Россию не понять.

Вот 30-40 лет детей к школам в сельской местности возят «пазики». Об их достоинствах спросите селян. Когда я стал начальником ОблОНО, я [прошлому министру образования РФ Андрею Фурсенко] задавал вопрос: «Может ли страна сделать нормальный автобус, как в Америке?». Сказали, что может. Делают до сих пор. Помню, в 2001 году мы купили 6 новых автобусов и погнали их из Павловска. У одного нового автобуса заклинило двигатель, и его на тросе тащили через все границы.

Чем дольше об этом думаешь, тем больше ощущение, что ты находишься в театре абсурда. Уже давно говорят, что школы должны стать государственными и учителей нужно сделать госслужащими, как во многих странах, чтобы у них была и пенсия другая, и стаж, и ответственность за результаты своего труда. Но все остается на своих местах. Нужно набраться смелости на коренные изменения.

- Есть такое ощущение, что качество школьного образования не улучшается.

- Понимаете, с качеством образования все очень сложно. Что понимать под качеством образования? Если человек хорошо выучил физику или математику, но потерял при этом здоровье, это он качественную образовательную услугу получил или нет? Другой пример: человек может получить хорошие профессиональные навыки, но применять их исключительно для того, чтобы объегорить государство.

В 80-х мы много боролись с ЗУНами (знания, умения и навыки). Мы говорили, что школа должна ориентироваться на личность, на образование человека. А теперь опять «знания, умения, навыки». Включили зачем-то ЕГЭ в 300 показателей, по которым оценивается эффективность губернаторов, и все начинают с этим ЕГЭ носится.

С другой стороны, ЕГЭ ругают, а меня это смешит. Вот и вы, и я в свое время писали сочинения. Можно ли сказать, что тогда проверялось больше знаний по русскому языку и литературе, чем сейчас? Да списывались все эти сочинения с общим падением нравов, и этот экзамен превратился ни во что! Что было с математикой? Приходило из Москвы 5-6 задач. Вскрывались конверты за час до экзамена и ежегодно находились опечатки. Звонили в ОблОНО, потом в Москву и так далее. И вообще, можно ли объективно оценить подготовку по математике по 6 заданиям?

Когда мы только вводили ЕГЭ, до 30% детей не справлялись с тестами, а как только ввели ЕГЭ в штатный режим, число не сдающих сократилось до 5-6%. Это что, у нас так резко поумнели дети? Нет. Планка понизилась. Поэтому вузы сейчас и говорят, что уровень подготовки школьников не соответствует потребностям дальнейшего обучения профессии.

Да и сама модель экзаменов, появившаяся в 90-х... Время было крутое. Приходил батька, в лучшем случае предлагал деньги за золотую или серебряную медаль, а в худшем и пистолетом мог пригрозить. Списывали безбожно. Мне трудно представить, как может учитель смотреть в глаза ученику, которому дает переписать экзаменационное сочинение, являющееся государственным аттестационным документом. Вот мне в свое время говорили: «Зачем нам ЕГЭ?». Я отвечал: «А зачем нам вообще государственный экзамен?!». Пусть каждая школа выдает свои справки, а каждый вуз проводит свои экзамены.

С ЕГЭ и сейчас не все в порядке. И то, что с ним сейчас происходит, свидетельствует, что мы — страшно больное общество. Ведь в нынешних условиях, с камерами наблюдения, «глушилками» и всем прочим, целые регионы умудряются нарушать процедуру итоговой аттестации. Объединяются и учителя, и директора, и руководители районов, и вузов, чтобы соврать и обдурить государство. И о чем тут вообще можно говорить? Все прогнило насквозь.

Вообще, конечно, проблемы начались с 1972 года, когда решили обязательно учить всех. В результате аттестат девальвировался. Раньше в школе после 8-го класса оставалось только 30% детей, а тут все стали получать среднее образование. А теперь уже все получают высшее образование. Ну, устроен так мир, что только 30% школьников в полной мере могут освоить курс среднего образования, которое позволит им дальше обучаться в вузах. В нашей соседней Польше была «школа подставова», дальше «лицеум». Потом они сделали реформу: 6 лет начальная школа, потом 3 года — гимназия, и в «лицеумы» уже идут только 30% детей. Похожая система и в большинстве стран. Школа подбирается под способности ребенка. И не надо здесь приводить всяческие теории равенства и братства. Бог неровно делит. И с этим просто нужно согласиться. Мы когда-то создавали лицеи и гимназии, чтобы собирать умных ребят и давать им полноценное образование. А сейчас опять все сравняли. И родители сейчас думают: «Пойдешь в вуз, получишь диплом, а потом будем дальше думать, куда тебя девать».

- Вы сказали, что у нас нет интереса со стороны промышленности. Я думаю, промышленники бы с вами поспорили. Они считают, что им вузы должны дать то, что им требуется.

- Никто никому ничего не должен. Все нужно брать. Как власть. Простой пример: американцы построили ядерную бомбу, им казалось, их технический прогресс всех обошел, и тут наши запускают искусственный спутник. Они-то думали, что ядерное оружие мы у них своровали через разведчиков, а сами ничего не можем. А потом они увидели спутник, и была произнесена легендарная фраза: «Мы должны учить математику, если мы не хотим учить русский язык». И у них была разработана программа для работы с одаренными детьми. Фирмы брали их на стипендии и работали с ними, а потом все поняли в середине 60-х годов, что талант - это самое главное. Один человек, если его обучить, будет стоить сотни миллионов. В результате они понизили возраст определения способностей ребенка до детсадовского.

- А у нас в каком возрасте определяют?

- Ни в каком. У нас все равны, и все должны по окончании учебного заведения получить аттестат или диплом. И единственный способ дифференциации — это школьные олимпиады.

У меня есть еще такой пример. Моя внучатая племянница учится в Израиле. У них там отбор способных ребят — это какой-то фетиш. Когда моя племянница заканчивала школу, она проходила приписку в военкомате. В этот момент определяют интеллект. У нее IQ оказался на таком уровне, что только 3% людей имеют такие показатели. Армия первой спросила: «Куда ты хочешь пойти учиться?». Она сказала, что хочет изучать математическое моделирование нестабильных экономических процессов. «Иди, мы за тебя заплатим», - ответила армия. А там образование стоит дорого. Израильская армия заинтересована в интеллекте, она понимает, что врагов можно победить только умом. Например, израильский летчик в 35 лет уходит на пенсию, и его сразу берут на любую работу, потому что они настолько подготовлены ситуативно, быстро и точно принимать решения, что ни один другой специалист с ними не сравнится.

Способных студентов нужно выуживать в вузах, а не ждать, когда тебе дадут готового специалиста.

- Вузы у нас продолжают укрупняться. КГТУ объединили с БГА, а к и без того огромному БФУ им. И. Канта присоединили строительный колледж, которым вы в свое время руководили. Насколько это нормально?

- Сбылась мечта [ректора БФУ им. И. Канта Андрея] Клемешева, который когда-то говорил, что наша система профессионального образования — это одно общее большое ПТУ. Вот она и сбывается. Осталось только еще несколько техникумов подсоединить, которые бывшими «хабзайками» являются. А больше я ничего не могу сказать по этому поводу. Вот уже три года прошло с создания федерального университета. Вы что-нибудь почувствовали?

- Лично я — нет.

- И я не почувствовал. Понятно, что три года - очень маленький срок, и требуются многие годы. Оксфорд, Кембридж, Гарвард, Геттинген, - все они создавались поколениями.

Но добиваться того, чтобы талантливые выпускники наших школ не уезжали из региона, а шли учиться в БФУ и КГТУ, - почетный долг и священная обязанность наших вузов.

- Вот вы перечисляете иностранные вузы, а на столе лежит «Новая газета», где недавно выходила колонка Юлии Латыниной. В ней проводился анализ на тему, как тратили деньги российские бизнесмены и западные. В общем, западные олигархи основывали университеты и благотворительные фонды, а наши скупают футбольные клубы. Это я к тому, что у нас в образование всех уровней инвестирует в первую очередь государство, хотя деньги у бизнеса вроде бы есть.

- Наши бизнесмены пока замаливают грехи за неправедно нажитые состояния и строят церкви, часовенки, дают деньги на церковные школы. Так что, может, их дети и внуки займутся общим и профессиональным образованием.

Здесь важно поговорить о другом, о самоуправлении. В каждой школе сейчас существуют общественные советы, которые в том числе должны влиять на распределение денег в школе, контролировать директора и учителей. Меня все убеждают, что эти советы есть, и они работают. Я как-то пытался собрать круглый стол из членов управляющих советов. Родителей из пришедших было всего 10%, остальные - работники школ. Но самое забавное было, что из одной из сельских школ приехала зампредседателя школьного совета, учитель этой школы. Я спрашиваю, а кто председатель совета? «А, там такая женщина». Вот он и весь школьный совет!

То есть у нас даже в школах не могут создать вторую ветвь власти, которая бы как-то влияла на ситуацию в этом учебном заведении. А это ведь прообраз муниципального самоуправления в глазах школьников. И в вузах все советы у нас «управляемые». Поэтому в вузах произвол и волюнтаризм, и никто это спонсировать не хочет.

Я не знаю, сколько получают ректоры в калининградских вузах, но в России получают по 500-600 тыс. руб. Министр Ливанов говорит, что это неплохо, они все-таки менеджеры высокого полета. В Гарварде ректор получает более $50 тыс. Вот только профессор там не получает 12 тыс. руб. И с такой разницей о каком движении можно говорить?

- Какова перспектива создания не то что бы местного частного университета, но хотя бы местных частных школ? Почему бы местным бизнесменам не заняться этим?

- [Юрий] Находкин построил православную школу, а [Владимир] Кацман восстанавливает синагогу, где будет и школа. Наверное, у богатых людей пока нет потребностей для получения здесь высококачественных образовательных услуг. Проще отправить ребенка учиться за рубеж. Там ребенок будет физически, психически и нравственно целее. Да и денег на образовании не заработаешь. Другое дело — футбол. Так что перспектив я не вижу. Тем более зданий, подходящих для этого, в городе нет.

Я, кстати, был этим летом в православной гимназии [Находкина], и мне очень там понравилось. Они наработали много материала по истории и литературе, пытаясь объединить его с нравственными ценностями православия.

Должен сказать, что по моему распоряжению и были введены основы православной культуры у нас в школах. Директор гимназии отец Сергий сказал: «Вы, Лазарь Моисеевич, отец православного образования в Калининградской области», на что одна моя знакомая пошутила: «Отче наш». Я всегда был убежден, что Библия и религия — это мощный пласт человеческой цивилизации, и даже если бы Пятикнижие Моисеево не стало святой книгой, как литературный труд оно выше всяческих похвал. А то многие «атеисты по определению» сами не читали такого рода литературу и считают, что этого не надо другим.

Однако, когда мы ввели основы православной культуры, это был только первый шаг. В педагогике ничего не бывает быстро. Надо осмыслять, что получается, и коррективы вносить. Cпециалисты, которые занимались этим вопросом, не все оказывались достаточно подготовленными. В свое время говорили, что попы на Руси загубили предмет «Закон божий», потому что не имели педагогической подготовки.

Библия в школе интересна с нравственной точки зрения духовности, а у нас ударяются, на мой взгляд, в обрядовую сторону, и это нужно подкорректировать. Учителей готовили на базе ИУУ (институт усовершенствования учителей, - прим. RUGRAD.EU). Сейчас стоит подумать над созданием в БФУ теологического факультета. Я считаю безбожие большой бедой России. Но нельзя «огнем и мечом» насаждать религию. Это нужно делать очень тонко, как и все другое, касающееся детской души.

Текст: Вадим Хлебников