Об общественно-политической ситуации в регионе, организации «внутренней политики» в структуре регионального правительства, а также об особенностях регионального рынка социологических услуг RUGRAD.EU рассказал замдиректора «Калининградской мониторинговой группы», социолог Алексей Высоцкий.

- По данным исследования «Калининградской социологической службы», 44% жителей областного центра положительно оценивают деятельность Николая Цуканова. Насколько релевантны эти данные; означает ли это, что поддержка действующего губернатора в муниципалитетах еще выше?

- В свое время «Калининградская социологическая служба» давала 70% поддержки Георгию Боссу, эти данные, можно сказать, и привели к митингам. С другой стороны, за неделю до прошедших выборов в целом по области рейтинг губернатора составил 44-46% (по данным «Фонда общественного мнения»). Существует некий сезонный фактор, то есть рейтинг губернатора «подтягивается».

Мнение, что рейтинг губернатора в области существенно выше, чем в городе – это заблуждение. Причина в том, что в городе существует достаточно сложно укладывающаяся в голову обычного человека ситуация с властью, люди так и не могут понять, кто в городе главный: речь идет об историях с сити-менеджером. В этом смысле как бы мы ни хотели быть демократичными, население все-таки жаждет власти. Поэтому достаточно резкие, где-то жесткие действия губернатора по тому же снегу сделали его в городе условно главным.

- При этом мы видим существенное отличие в результате партии «Единая Россия» в Калининграде и за его пределами.

- Люди всегда более охотно высказываются в пользу личности, чем по поводу любой из партий. Не нужно тут строить прямых зависимостей, есть масса примеров за пределами региона, когда рейтинг губернатора существенно ниже «Единой России».

- Более полугода функционирует новое региональное правительство, как его деятельность оценивается жителями региона?

- С правительством все по-прежнему сложно. Наши исследования говорят, что высокая оценка Цуканову – это сообщения о том, что он неплохо начал, у него много хороших задумок, идей; он поменял команду… Но при этом попытки разобраться в этом предметно приводят к тому, что по большому счету людям сказать нечего. При этом я вижу, вращаясь в экспертном сообществе, что правительство достаточно много чего делает и в отношениях с федеральным центром, и здесь, в регионе. Но это пока не отложилось в общественном мнении как рейтинг совершенных дел.

Сейчас правительство за фигурой губернатора не проглядывается, в том числе и в информационной политике. Я думаю, что в этом нет ничего трагичного; отдельно взятому избирателю незачем разбираться, кто министр сельского хозяйства, а кто инфраструктуры. Ему нужен четкий и понятный адресат либо претензий, либо благодарностей, и в этом смысле губернатор - вполне подходящая фигура.

- Как Вы оцениваете новый состав регионального парламента, какое место в общественно-политической жизни региона может занять новая Дума?

Лично мне в новой Думе искренне импонирует спикер: в ней видна жизнь. Это не тот «танец умирающего лебедя» с псевдозаконотворческой позицией, что мы такие сложные и загадочные. Марина Оргеева чувствует, что имеет шанс стать по-настоящему публичным политиком, да и ей деваться, по большому счету, некуда.

Даже в большей степени внушает оптимизм то, что в Облдуме появилось много новых людей. Эти депутаты пока «бестолковы» в отношении той деятельности, которой им придется заниматься, но при этом они точно «живее», чем их опытные коллеги. Они гораздо более обременены идеями представительства, так как только что из предвыборных обещаний, программ, проблем населения. Они все молодые политики и еще находятся под впечатлением того, что избиратели живут не так, как могло бы казаться. То, что есть эта энергия, и то, что они вроде как «устаканились» в своих корпоративных связях: комитет – не комитет, есть зарплата – нет зарплаты, дает основания считать, что уже после майских праздников Дума начнет заниматься тем, что понятно простым людям.

- Можно говорить, что по аналогии с окружным советом Калининграда в региональный парламент пришли состоявшиеся бизнесмены?

- Представителей суперкрупного бизнеса в этом составе Думы не больше, чем в прошлом. Там были монстры инвестирования, которых сейчас нет. Сейчас там есть бизнесмены, это нормально и естественно, но это не олигархи. Что касается аналогии с окружным советом, было бы здорово, если бы жители Калининграда смогли наконец-то увидеть своих депутатов Облдумы. 30-40% калининградцев могут назвать своего депутата окрсовета, который появляется и ставит детские площадки; в этом смысле не худо, что он бизнесмен. Крайне важно заниматься процессами развития демократизации гражданского общества, но если при этом ты не можешь решить хотя бы одну проблему своего округа, потому что ты не можешь решить проблему своей семьи, потому что тебе приходиться таксовать для заработка… То есть ты очень ценный человек, но избирателям от тебя мало проку в краткосрочной перспективе. Поэтому если модель работы депутатов Облдумы будет сходна с работой горсоветовцев, у многих из которых достаточно высокий рейтинг, я считаю, что это будет замечательно.

- Год назад Калининградская область очень четко ассоциировалась с протестными настроениями, как сейчас Вы оцениваете различные попытки проведения митингов?

- Протестные настроения, фиксируемые социологическим образом, достаточно высокие. Но тот потенциал, который до сих по-прежнему зачем-то пытаются использовать так называемые лидеры оппозиции, он крайне невелик. Несомненно, в кратко- и среднесрочной перспективе никаких выступлений не будет, это невозможно. Ну или возможно в случае какого-то нереального стечения обстоятельств, набора каких-то совершенно дурацких поступков власти. Я еще летом прошлого года говорил, что тему калининградского Митинга с большой буквы надо сложить в папку, написать «хранить 15 лет» и положить куда-нибудь далеко. Ее эксплуатация ничего, кроме скуки и зевоты, не вызывает. Всему свою время, сейчас не время митинга, никакие попытки его создать ни к чему не приведут. Может быть, за миллион долларов это возможно сделать, но чисто технологически.

- Прошедшим митингам мы обязаны появлению новой структуры — управлению по внутренней политике, в котором Вы работали.

- Управление по внутренней политике, в котором я работал 4 месяца, в большей степени отвечало за специфическое взаимодействие с федеральными органами власти. Нужно было ежедневно писать, что ничего страшного не произошло и не произойдет, что население не толпится тысячами возле подъездов, не ходит с флагами. В широком смысле управление было создано на перспективу второго срока Георгия Босса. Наличие внутриэлитного конфликта, а также разбалансированные отношения с верхушкой гражданского общества требовали к себе внимания, а не управления, такими вещами управлять крайне сложно. Управление должно было диагностировать возможные точки напряжения, возможные риски, и хотя бы на уровне аналитики пытаться эти риски снижать. Важно понимать, что эта структура не занималась PR, также ему часто предписывали борьбу с митингами. Там работали 8 человек, включая Александра Бобошина, тоже мне «черная сотня», какая борьба с митингами, это все достаточно наивно.

Чем сейчас занимается управление, я затруднюсь сказать, но я точно не видел участия этой структуры в мониторинге избирательного процесса, что, скорее всего, означает, что оно сконцентрировалось на чем-то ином. Возник «раскардаш», связанный то с появлением, то с исчезновением, то с появлением в другом статусе вице-губернатора. Изначально Роман Скорый занимался именно направлением внутренней политики. Насколько мне известно, его труд не очень высоко был оценен, в том числе и в федеральном центре, поэтому случилось то, что случилось. Сейчас очевидно, что губернатор оценивает его как хорошего специалиста, он брошен на новый фронт работ. При этом зону внутренней политики в правительстве можно назвать «мерцающей», с моей точки зрения.

- Если говорить о Вас, то чувствуете предрасположенность к дальнейшей работе в госструктурах?

- Нет, я не производственный социолог, суммарно на госслужбе я отработал 8 месяцев, для того чтобы составить достаточное суждение о том, что это такое, этого времени достаточно.

- Через два дня после голосования 13 марта «Калининградская мониторинговая группа» опубликовала данные экзит-полла. Чем вы объясняете такой большой процент отказов?

- Могу назвать только гипотезы, специальным образом это не выясняли. Я уже натерпелся с этим опросом на выходе с избирательных участков, коллеги пинают, что мы это придумали все после, хотя у реального процесса очень много свидетелей. Обычно при опросе настораживает, когда число отказов выше 20-22%, так принято. Как правило, за счет более опытных людей, не тех мальчиков-девочек, которые задавали вопросы, всегда предпринимается попытка уяснить структуру отказов. Человек отказался, к нему подходит более квалифицированный и коммуникативно оснащенный интервьюер и под любым способом пытается понять. 13 марта мы просто уперлись, «отказники» отказывались сообщать свои мотивы кому бы то не было. Я ничем не могу это объяснить, кроме особого типа тревожности калининградцев. Кроме того, калининградцам в меньшей степени, чем другим россиянам свойственна коллективная форма взаимодействия. Отсюда эти отказы, их на 10% больше, чем в среднем по России.

Объективно было страшно эти данные публиковать, потому что у приличной социологической конторы та же логика, что и у саперов: возможна только одна ошибка. Одна компания у нас ошиблась 5 лет назад, и она до сих пор не может восстановить свою репутацию. Сначала мы боялись, а потом выложили не просто таблицу, а всю подноготную, весь файл со всеми возможными выкладками, по сути, внутренний документ, который показывает, что это придумать физически невозможно.

- Можно ли говорить о сложившемся рынке социологических услуг в регионе?

- В Калининграде крайне ограниченный рынок, наша «КМ-группа» работает на территории Российской Федерации, где имеет основной пакет заказов. Если бы мы концентрировались на работе здесь, в Калининграде, то давно бы уже протянули ноги. Новый участник рынка может появиться, но делить ему придется крайне небольшой кусочек. Проблемы калининградского рынка в том, что специалистов много, в России часто говорят, что есть «калининградская школа социологии». Калининградских практикующих социологов принято приглашать в другие субъекты. Знаю двух калининградцев кроме себя, которые ценятся на федеральном уровне и часто туда приглашаются как для оценки, так и для полевых работ.

- Наблюдается ли рост заказов в предвыборный период?

- Да, разумеется большое количество исследований было проведено. Но это были достаточно низкобюджетные вещи. Мне тут один коллега говорит: «Вы там на «Единую Россию» мерили всё и вся, ходили с картофельными мешками денег». И близко такого нет, половина, а может, даже и больше кандидатов обходились вообще без какой-либо социологии. Оставшиеся частично делали это своими штабными структурами. Миф о том, что рынок социсследований настолько пухлый, что в нем ходят пачки стодолларовых и пятисотевровых купюр, вызывает только улыбку.

- В 2007 году Вы боролись в региональном управлении ФАС за контракт по проведению социологических исследований для регионального правительства. Сейчас проводятся аналогичные тендеры?

- Тогда это ничем не кончилось. Те тендеры были фарсом, по крайней мере, в нашей сфере. Не надо было туда лезть, это моя ошибка, я был еще достаточно наивен в вопросах, связанных с госуправлением. Сейчас в этой сфере организована новая схема, формируются задания для государственного автономного учреждения, а то в свою очередь принимает решение. Это решение должно быть одобрено на наблюдательном совете, куда входят представители различных политических партий. Другая система контроля, не такая, как по законодательству о госзакупках. Насколько я знаю, в настоящий момент правительство не заказывало кому бы то ни было магистральный мониторинг общественного мнения в Калининградской области. За все время моей работы в региональном правительстве КМГ сделала только один опрос стоимостью 50 тыс. руб. на тему, насколько население может болезненно воспринять прекращение финансирование ФК «Балтика».