О том, какие варианты решения «Проблемы 2016 года» сегодня обсуждаются, насколько добросовестны местные предприниматели и что заставляет преподавателей калининградских вузов «гнать халтуру», в интервью RUGRAD.EU рассказала экс-министр экономики области, советник председателя совета директоров ГК «Автотор» Александра Смирнова.

- Какие сегодня есть варианты решения проблемы с окончанием переходного периода закона об ОЭЗ. Что конкретно предлагает депутат Федоров и что предлагает Минпром?

- Я читала законопроект, который представил Федоров (Евгений Федоров - председатель комитета по экономике Госдумы, депутат от Калининградской области – прим. RUGRAD.EU). Скорее всего, этот закон писался быстро, не специалистом, и прежде всего для того, чтобы Федоров накануне выборов смог сказать, что он подготовил законопроект и вообще друг народа. Этот проект, по сути, не отработан, и по вероятности прохождения даже ниже, чем готовил депутат Гинзбург о доплатах области за эксклавность. В данном законопроекте написано, что если в Калининградской области ведется строительство, причем неважно чего – дороги, железной дороги или предприятия - то половину всего этого должен финансировать федеральный бюджет. Мало того, что это обреченная законодательная конструкция, так она еще и жутко коррупциогенная.

Возможная судьба проекта закона, предлагаемого Чемакиным (министр промышленности регионального правительства Дмитрий Чемакин предлагает все контролирующие ведомства заставить работать в регионе по внутренним правилам Калининградской области и находиться в одном месте — прим. RUGRAD.EU) сложнее. Прежде всего потому, что никакого иннограда «Сколково» еще нет, и ничего там не работает. То есть пока оценить эффективность концепции с использованием единого регулирующего органа невозможно. Может быть, он окажется еще страшнее, чем 20 ныне существующих. А может и нет.

Во-вторых, у иннограда «Сколково» есть очень высокопоставленные лоббисты. В то же время, я сегодня не вижу, чтобы кто-то на уровне администрации президента, Правительства РФ или олигархических групп был так же сильно заинтересован в Калининградской области. Есть, конечно, в Калининградской области два с половиной предприятия, которые могут быть заинтересованы, но все остальные, на остальной территории России - против. У многих лиц, начиная от фирмы «Фольксваген», у которой завод в Калужской области, заканчивая администрацией Санкт-Петербурга, есть совершенно нормальные рыночные стимулы не хотеть никаких особых условий в Калининградской области.

У меня есть серьезные опасения, что радикальный механизм, предлагаемый Чемакиным, может не претвориться в жизнь. Однако это не значит, что нам не нужно попытаться это сделать. Даже наоборот, стоит приложить все усилия, чтобы он заработал.

- А в чем радикальность предлагаемого механизма?

- В его принудительном характере. Для всех федеральных органов должны быть изменены правила их работы на территории Калининградской области. Мы от «Автотора» писали в министерство промышленности письмо о том, что мы хотим видеть в этом законе, и предложили, по сути, то же самое, правда, в более упрощенном и на данный момент более законном виде. То есть без переписывания основ российской конституции и федеральных законов. Нужно все регулирующие ведомства собрать в «одно окно», и чтобы в этом окне сидел оператор, возможно, частный, который связан с базами данных соответствующих структур и контактирует с заявителями. То есть бизнес не идет к чиновнику, решение которого зачастую основывается на том, дали ему взятку или нет. Эту систему придумали довольно давно, задолго до всяких инноградов «Сколково», другой вопрос, что по понятным причинам на территории РФ она не работает с федеральными органами.

- Допустим, человек не будет взаимодействовать с чиновником напрямую, но ведь федеральный чиновник может просто не принимать положительного решения по вопросу, каким бы образом к нему ни поступила информация, пока ему адресно не «занесут»?

- Именно поэтому для субъекта, в котором создается такое «одно окно», должны быть более-менее жесткие регламенты для чиновников и жесткие сроки. Был у нас случай, когда Ростехнадзор не согласовывал проект велодорожки на Куршской косе бог знает сколько времени, причем без упоминания каких-либо внятных причин задержки.

Понятное дело, что в системе, изъеденной коррупцией, сложно вообще установить какую-либо ответственность. Возможно поменять регламенты, чтобы тот, кто не укладывается в сроки, был наказан. Но, с другой стороны, можно зарегулировать буквально все, но у «кого-то» всегда найдется способ все это обойти. Идеи со «Сколково» и предложение Чемакина хороши тем, что если ведомств будет не 30, а одно, их будет проще отрегулировать.

Между тем на сегодняшний день в российском законодательстве есть куча мест, где вообще ничего не отрегулировано. И эту работу нужно проделать в первую очередь. То есть заткнуть максимальное количество дырок.

- Иначе говоря, Вы предлагаете увеличить зону действия законов, сократив зону действия различных ведомственных регламентов и инструкций, которые пишутся с учетом коррупционного интереса?

- Да. Вот пример из свежего Таможенного кодекса Таможенного союза России, Белоруссии и Казахстана. Там написано, что время прохождения таможенных процедур – двое суток. Когда начал работать Кодекс, ФТС с гордостью заявляла, что раньше было трое, а теперь стало двое. Но дальше написано, что по решению руководителя таможенного органа, то есть начальника таможенного поста, это время может быть в отдельных случаях увеличено до 10 суток. В каких случаях начальник поста может принимать такое решение, в Кодексе не написано. Он просто его принимает. То есть получается так, что трехкопеечные вопросы решаются на уровне высокого начальства, а миллиардные - на уровне условного «начальника поста».

Здесь, знаете, какое решение ни придумывай, все они упираются во всенародные прямые выборы. Можно установить налоговой, таможне, Ростехнадзору и другим норму: не сколько ты штрафов набрал и негодяев прижал (а в налоговой сейчас именно такие стимулы), а какова экономическая активность на подведомственной территории. И если в субъекте хороший экономический рост при отсутствии падения собираемости налогов, то таких нужно поощрять, потому что он работает так, что не мешает развиваться бизнесу. Сегодня исполнение фискальной задачи ведомств измерить можно, и можно успешно отчитаться, а непрепятствование развитию бизнеса – нет.

- А еще, если говорить о Калининградской области, у нас есть масса замечательных компаний, которые специализируются на производстве фиктивной добавленной стоимости и на этом основании завозят товары беспошлинно. И если бы не «палочная система» в таможне и налоговой, то у нас в области экономический рост был бы еще более фантастическим…

- Я говорю о том, что если у таможенных органов есть две цели, то они должны работать на достижение обеих, а не одной из них. Сегодня они работают на одну, фискальную, и я не предлагаю ее отменять, я предлагаю добавить еще одну. А те, кого ловят на встречных проверках, должны отвечать.

- Но последние отчеты Счетной палаты, связанные с проверками того, как наши предприятия соблюдают норму создания добавленной стоимости, буквально пестрят упоминаниями о полупрозрачных механизмах «нагона» добавленной стоимости. Да и недавно показанный нынешним министром регионального правительства доход на должности топ-менеджера «Продуктов питания» в 17 тыс. руб. в месяц тоже как-то не очень укладывается в рамки добросовестности нашего бизнеса...

- Не надо думать, что в Калининграде какая-то особенная ситуация, и у нас больше мухлюют или больше воруют. Это не так. У нас доля недобросовестных предпринимателей примерно такая же, как везде. Другое дело, что у нас аспекты недобросовестности несколько иные. У нас есть система сертификатов происхождения товара (документ, подтверждающий происхождение товара в Калининградской области и удостоверяющий соблюдение степени достаточной переработки, выдаваемый ТПП, - прим. RUGRAD.EU). Но если есть проблема с качеством сертификатов, то усильте же вы за ней контроль. Если выявляются случаи плохой работы сертифицирующих экспертов, значит, организации, которые этим занимаются, должны пересмотреть свои подходы к проверке глубины добавленной стоимости. Недавняя ситуация с коньячными заводами должна стать уроком для ТПП.

- Недавно ТПП и областной минпром заявили о том, что планируют провести мониторинг реальной добавленной стоимости, производимой в Калининградской области. Не кажется ли вам, что здесь есть конфликт интересов, и ТПП будет мониторить сама себя?

- ТПП ставит себе задачу проверить, что там она у себя делает. Сегодня ТПП вправе принять сертификат происхождения у любой компании, которая будет их выдавать. Другое дело, что у ТПП есть компания «Соэкс-Балтия», которая эти сертификаты уже выдает (там две компании юридически, но обе аффилированы с ТПП). Сложно сказать, почему ТПП устроила в этой сфере монополию. Было бы три компании – они бы конкурировали за клиентов и по цене и скорости работы, и по надежности – за доверие ТПП. Поскольку есть одна, то ее дискредитация приводит к дискредитации всей системы. В результате получаются вот такие ситуации с коньячными заводами, и можно предположить, чем все это закончится. Придет таможня, а она уже, собственно, обулась и идет, и скажет: раз у вас здесь все так нечисто, то мы берем ваши функции себе. И если ТПП — это организация, на которую местный бизнес может повлиять, то на таможню он уже повлиять не сможет. Новое руководство ТПП должно сделать то, что задекларировало с самого начала, а именно навести порядок в сертификации. Если оно этого не сделает, расхлебывать это будут уже все.

- Помимо инициатив Федорова и Чемкина, есть ведь и другие идеи, скажем, серьезное снижение цен на газ или на железнодорожные перевозки. Как Вы на них смотрите?

- Хотя все наши бизнесмены кричат, что у нас очень высокие цены на газ и электричество, и это действительно так в сравнении с другими регионами России, но они все-таки ниже, чем за границей. В то же время у нас себестоимость производства выше, чем за границей. Мы пытаемся идти не очень-то прямым путем, говоря, что раз уж у нас не получается снизить административные издержки, давайте снизим тарифы на газ. Но если нам снизят цены на газ, две основные причины, по которым у нас высокая себестоимость, никуда не денутся. Первая – это уровень формальных барьеров, когда чтобы что-то сделать, нужно собрать кучу бумажек, и вторая – коррупционная нагрузка. Вместе они дают плюс 30% к себестоимости. Та же самая стоимость железнодорожной перевозки - это не только тарифы, но и всевозможные доплаты разным компаниям, которые на монопольной основе оказывают сопутствующие услуги. Прозрачность этих дополнительных доплат гораздо ниже, чем у тарифов, и за их счет всегда можно накрутить до прежней величины.

Мы можем компенсировать рост себестоимости снижением стоимости труда, привезя сюда таджиков, сэкономить на коммунальных услугах… Но этот ресурс сильно ограничен. Ну и, конечно, снижение цен на что-то для Калининградской области делается за счет всех остальных налогоплательщиков страны, чего они по праву могут не хотеть. А вот с переходом всех ведомств в «одно окно» на территории Калининградской области они запросто могут смириться, как, впрочем, и с упразднением части, извиняюсь, идиотских разрешительных процедур.

Как только мы снижаем административные барьеры, мы увеличиваем возможности для саморазвития региона. Как только мы его начинаем дотировать или снижать для него в исключительном порядке цены на газ и прочее, мы приводим к увеличению его зависимости от федерального центра. Это называется централизация. Существуют многочисленные экономические исследования по поводу связи централизации и роста. И все они показывают отрицательную зависимость. Примеров того, что как только происходит децентрализация, то сразу начинается рост – масса, а обратных только один – Китай. И нельзя по этому пути идти, потому что он даже так и называется - «Китайское экономическое чудо». Несмотря на это, федеральный центр нам хочет предложить только снижение цен. Из всех наших инициатив на парламентских слушаниях прошлым летом прошла только одна – замораживание тарифа на газ. Но раз ничего другого не меняют, мы и этому рады.

- А как насчет изменений в налоговой системе в пользу Калининградской области?

- Против любого снижения доходов федерального бюджета будет очень протестовать Минфин РФ. Налога на прибыль в федеральный центр уходит всего 2%. То есть и перераспределять-то, собственно, нечего. Социальные отчисления идут в отдельные «котлы», и остается, в общем-то, только НДС, который нельзя переводить в региональный бюджет, так как он имеет сложную природу сбора. Правда, есть еще налог на добычу полезных ископаемых. Однако его перевод в бюджет Калининградской области поставит федеральную власть в сложное положение, так как увеличится неравенство между регионами и не будет соблюдено правило «если что-то делать, то для всех». Хотя от такого решения Калининградская область бы прилично выиграла. С экспортными пошлинами та же история. Не перечислять же их в регион, где есть порт, из которого идут грузы на экспорт. То есть рычагов децентрализации путем изменения налоговой системы у нас фактически нет.

Есть другие рычаги. Когда в начале 2009 года в Правительстве РФ обсуждались антикризисные меры, Георгий Валентинович Боос предложил передать отдельные функции федеральных органов регионам. Мы себе, естественно, просили отдельные функции по таможне, Росреестру и ряду других ведомств. Нам тогда отказали, сказав, что на региональном уровне в среднем ниже управляемость, и если в одном субъекте это может сработать хорошо, то в другом приведет к гораздо большему коллапсу, чем был, потому что там все сразу станут «одной большой семьей». И я, пожалуй, разделяю опасения по подобного рода. Проблема в том, что из федерального центра установить правильные стимулы для этих органов, способствующие развитию региона, сложнее, чем из регионов. Хотя и то, и то на самом деле сложно, потому что никто из чиновников не заинтересован в этом.

По идее, децентрализация, связанная с передачей части полномочий, должна привести к экономическому росту, потому что у регионов больше стимулов растить самих себя. Правда, это утверждение справедливо, когда в регионе есть прямые всенародные выборы. А если их там нет, то стимулы региональной власти такие же шаткие, как и у федеральных органов. Все как бы заинтересованы в том, чтобы Россия процветала, но ничего такого не происходит.

Есть такая научная статья самого цитируемого в мире российского экономиста Екатерины Журавской о фискальном федерализме в России. В ней график интересный нарисован, где смоделирована зависимость вероятности переназначения губернатора от экономического роста региона. Так вот, никакой зависимости нет. Иначе говоря, губернаторов переназначают не по качеству развития региона, а по каким-то другим критериям. А это означает, что если губернатор не добился экономического роста, то не факт, что он не будет переназначен. И наоборот, если добился, не факт, что будет переназначен.

- Так когда же настанет тожественный момент и губернаторов начнут выбирать?

- Он может настать как в результате плавных эволюционных решений, так и, как показывает опыт Ливии и прочих, значительно раньше. Вдруг появится средний класс и начнет протестовать и допротестуется, а может, еще сто лет будем жить без всяких выборов, если повезет и нефть подорожает.

- И все-таки, сможет ли переход Калининградской области из состояния «до 2016» с беспошлинным импортом в состояние «после 2016» быть мягким, или это будет обязательно шок для экономики?

- Понятно, что законодательство, которое заработает в области, должно быть понятным как минимум за полгода до 2016 года. В Госдуме процесс принятия закона не длится меньше года. Закон об ОЭЗ в Калининградской области принимался достаточно долго, поэтому законодательная идея должна сформироваться до конца этого года, прежде всего потому, что после выборов всем федералам будет на все начхать. Если мы до выборов сейчас все быстро скооперируемся, что-то напишем, успеем отправить в Госдуму и пройти нулевое чтение, то есть шанс.

- А мы уже начали быстро кооперироваться?

- Нет. Меня лично, как члена рабочей группы, никто никуда пока не вызывал. Я свои предложения направила и вот жду. И, честно говоря, не знаю, кто эти экономисты и юристы, которые сели и работают. Когда готовился закон об ОЭЗ в Калининградской области, то собирались рабочие группы из видных титулованных экспертов федерального уровня. Подключалась Академия народного хозяйства, Институт экономики переходного периода и прочие. Пока от этих уважаемых людей я не слышала, чтобы их кто-то куда-то звал.

У нас в стране это вообще становится какой-то тенденцией. Когда в стране уже выросло поколение экономистов с мировым именем, которые говорят одно, а правительство делает другое, то непонятно, на что оно опирается.

- В последнее время областное правительство декламирует целый поток разного рода популярных инициатив: закон о госзакупках под местные кирпичные заводы изменить, кого-то деньгами поддержать или влиянием. Может ли в перспективе такая предвыборная активность нанести ущерб экономике области?

- Я как-то разговаривала с людьми из минфина Швеции. Там очень большой уровень налоговой нагрузки, где-то 50% ВВП. И, соответственно, высокий уровень социальной поддержки. И когда там каждое новое правительство сменяет предыдущее, оно громко заявляет, что снизит налоги и увеличит социальные расходы. И как сказал мой собеседник, слава богу, что всем последним составам шведских правительств хватило ума, чтобы не выполнять своих обещаний.

Популизм — это плохо, потому что как только мы начинаем кого-то дотировать или поддерживать, то усиливаем неравенство. Кроме того, у поддерживаемых предприятий исчезают стимулы повышать производительность, снижать издержки и в результате выпускать более дешевый и более качественный товар. Потребитель проигрывает дважды. Сначала как налогоплательщик, оплачивая из своего кармана поддержку отдельных предприятий. Потом он покупает более дорогие товары, поскольку в условиях снижения конкуренции цены всегда повышаются, это закон. По-хорошему, население должно перестать вестись на всякие популистские уловки.

Право-либеральные реформы входят с популизмом в полное противоречие. И если мы хотим жить как на Западе, то нужно делать соответствующие шаги. А то жить хотим как там, но идем в левом направлении. Но если ты идешь налево, ты никогда не придешь направо. Поэтому в правительстве и должны работать грамотные экономисты, чтобы доводить либеральные реформы до конца. От увеличения уровня конкуренции в конечном счете выигрывают все. Как только мы начинаем что-то монополизировать, перераспределять, дотировать, поддерживать, то выигрывают какие-то группы интересов, а общество проигрывает.

- Министерство промышленности не так давно призвало к диалогу по поводу нового закона о промышленной политике. Зачем нужен этот документ?

- Закон о промполитике - это рамочный документ, который определяет, что правительство вправе оказывать таким-то субъектам промышленности такую-то поддержку. А дальше уже разрабатываются программы поддержки. Закон, в общем-то, ни о чем. Просто правительство прописывает, в чем оно себя будет ограничивать, к чему обязывать и что себе разрешать. Этот закон нужен для упорядочивания отношений в сфере промышленной политики. Далее в концепции промышленной политики должно быть написано: мы развиваем такие-то отрасли и будем им способствовать таким-то образом, а такие-то развивать не будем. Потом уже в программе прописывается, сколько, кому и чем правительство будет способствовать.

- А определенность по приоритетным отраслям уже есть?

- Я бы так не сказала. Более того, есть системное противоречие в подходах между Правительством РФ и правительством области. Когда Лапин был министром экономики и когда я была, приезжала Набиуллина и говорила: ваши льготы компенсируют вам транспортную оторванность от России, а вы, уважаемые, не требуйте продления льгот, а начинайте экспортировать.

- А есть сегодня у Калининградской области какие-то отличия от остальной территории России по качеству инвестиционного климата?

- Калининградская область очень похожа на остальную Россию. У нас общие проблемы. В Калининградской области так же, как и везде в России, выигрывает не самый инновационный или с самой низкой себестоимостью бизнес, а тот, кто ближе к власти. Поэтому у компаний стимулы не в том, чтобы вкладывать деньги в инновации и повышение производительности, а в то, чтобы находить подходы к власти. Естественно, что требуемые компетенции менеджеров калининградских компаний, как, впрочем, и любых российских, - не способность к эффективному управлению и все то, чему на Западе в бизнес-школах учат. Чуть ли не главная должность в компании - это директор по взаимодействию с госорганами, а не директор по инновациям. И у нас тенденция развития бизнеса ровно такая же, как и во всей остальной России.

Что касается инвестиционного климата. Чтобы построить цех сварки и окраски автомобилей и его окупить, нужно очень много лет и уверенность в том, что ты останешься и сможешь получить прибыль. И здесь дело даже не в переходном периоде закона об ОЭЗ, а в том, что через год или через полгода у нас может что-нибудь такое случиться, что полностью поменяются правила игры. Например, изменились правила промсборки автомобилей, и все компании, включая «Фольксваген», начали кричать, что никто в здравом уме не будет производить здесь 130 тыс. коробок передач. То есть все время возникает что-нибудь, что мешает инвесторам вкладываться. Например, умирает в тюрьме Сергей Магнитский. А он к закону об ОЭЗ не имеет никакого отношения. Поэтому вероятность умереть в тюрьме для инвестора в Калининградской области ничуть не ниже, чем в любом другом субъекте РФ.

Сегодня у нас в Калининградской области мало компаний, и это связано с нежеланием в последнее время инвестировать в Россию. Я не могу назвать ни одного крупного производства в области, решение о создании которого было принято в последние годы.

- Но у нас же помимо российского инвестклимата есть еще и 2016 год...

- Те мощности, которые есть сейчас, до 2016 года доживут. Если в 2015 году будет понятно, что в 2016 никакого внятного закона не получится, то все закроются, и будем мы здесь сидеть без работы.

- Недавно Вы стали читать лекции на экономическом факультете в БФУ. И начали курс региональной экономической политики с темы коррупции. Это первое, о чем стоит знать студенту-экономисту?

- Вот следующую лекцию я собираюсь посвятить промышленности. Обрабатывающая промышленность у нас занимает 19% ВВП, а теневая экономика составляет 100% ВВП. То есть «белая» экономика, и еще столько же «теневой». Размер взяток где-то 30% ВВП. Таким образом можно увидеть, что коррупция - явление более масштабное, чем обрабатывающая промышленность.

Чтобы рассказывать о региональной экономической политике, нужно чтобы студенты вообще понимали экономику РФ. Когда я начала со студентами разговаривать, выяснилось, что их знания об экономике России и Калининградской области слабые, если не сказать, что нулевые. Они не знают, в чем состоит закон об Особой экономической зоне. Два года назад, когда в областном правительстве начались движения по кадровому резерву, мне попались слайды, которые должны были сопровождать лекции, если не ошибаюсь, замдекана экономического факультета БФУ, секции кадрового резерва. И в одном слайде там было написано, что у нас в области развита целлюлозно-бумажная и рыбная промышленность. Если студентам рассказывают такое, то им нужно начинать рассказывать все с начала.

- А почему так происходит?

- Преподаватель вуза такой же экономический агент, как и завод или начальник таможенного поста. Они руководствуются своими стимулами. Для того чтобы добиться чего-то в своей дисциплине, он должен читать научные журналы и делать собственные научные исследования, обладающие научной новизной. В противном случае это не ученый, и он никогда не защитит диссертацию и не станет профессором. Это в любой дисциплине – математике или истории, например. Экономической науки в Советском союзе не было. Была тетя Роза, старший экономист. В последние годы экономическая наука в России появилась и развивается. Появились ученые с мировым именем, их научные школы. Есть университет «Высшая школа экономики», к примеру. Там, если преподаватель не имеет значимых публикаций, его не сделают профессором. Там хорошо платят. Они нанимают профессоров из ведущих мировых аспирантур.

А у нас осталась тетя Роза. Она всю жизнь работает преподавателем, не имея значимых публикаций, не внося никакого вклада в развитие мировой экономической науки. Да и российской. У нас нет экономистов, которые печатались бы в престижных мировых экономических журналах и очень мало тех, кто печатается в российских реферируемых журналах. Тем не менее, все время кто-то защищает диссертации, потому что в научном совете заседает тетя Роза. Ну то есть, есть Тимур Гареев, но, видимо, тетя Роза берет количеством. Более того, БФУ даже не подписан на зарубежные экономические журналы. Большинство преподавателей не говорят и не читают по-английски, а значит, вообще не могут знать, в чем состоит современная наука и куда она движется. А зачем, если решения о найме, продвижении и уровне оплаты труда принимает тетя Роза, которая берет в расчет, видимо, совсем другие вещи. Соответственно, появляются другие стимулы для работы. Если нет научной репутации, то можно гнать любую халтуру. А так как зарплата маленькая, преподаватель начинает вести себя абсолютно так же, как работник таможни. То есть искать доход в других местах, особенно если существует система коррупции. Поэтому они прекрасно живут со знанием того, что основа экономики области – это целлюлозно-бумажная и рыбная промышленность.

Недавно я провела опрос среди студентов. Из них никто не читает зарубежную прессу и даже федеральные российские газеты. Люди привыкли узнавать новости из телеящика, который дает одну точку зрения. А ведь высшее образование должно учить не ремеслу, этому можно научиться за три месяца, а умению находить информацию из разных источников и сопоставлять хотя бы две точки зрения.