Издательство «Калининградская книга» готовит к переизданию полное собрание сочинений калининградского писателя Юрия Иванова — автора известных романов «Танцы в крематории» и «Кёнигсберг в огне». Готовится к печати его повесть «На краю пропасти» с не включенной в оригинальное издание главой, которая была недавно найдена в архивах. Портал RUGRAD поговорил с собственником «Калининградской книги» и типографии «Бизнес-Контакт» Александром Мальцевым о том, зачем ему убыточное издательство, можно ли работать на китайской бумаге, стоит ли идти в издательский бизнес без собственного станка, о туристах с банкой тушенки и «заказах» на выборы.

 

«В человеческих душах проект оказался дорогой, а в рублях даже не смотрел»

— Вы собственник типографии «Бизнес-Контакт». Согласно официальной отчетности, компания прибыльная. Зачем вам издательство «Калининградская книга», хотя оно, согласно отчетности, убыточное?

— Ответ: для души

 

—  «Для души» — это хобби, удовлетворение амбиций или чтобы мощности типографии не простаивали?

— Это не имеет отношения к мощностям типографии. По отношению к мощностям типографии это мизер.

 

— Как вы пришли к тому, что вам для души нужен такой проект? 

— Волей пославшей меня жены… Смотрите, я родился в этом городе, мои родители — первые переселенцы. Мама еще в Кёнигсберг попала, а папа — уже в Калининград. Мне всегда было любопытно, что происходило на этой земле. Потому что сейчас такие интересные проект проходят… Такие смешные-смешные: «Калининградская область начиная с палеолита». Ребят, палеолит когда начался? Извините, это ледник не так давно отступил, культурные слои начались намного-намного позже. Мы всегда интересовались краеведением. Я лично интересовался. Семья этим занималась. В какой-то степени это два связанных проекта: «Витланд» (арт-резиденция на подъезде к Балтийску. — Прим. ред.) и проект издательства. 

 

— Когда вы организовывали издательство, какую для себя определили концепцию? 

— Краеведение. Поддержка любых проектов, связанных с исследованием или популяризацией бренда Калининградской области.

  

— Как бизнесмен вы напротив этого проекта поставили себе галочку «некоммерческий»? 

— Да, конечно. Если ты занимаешься бизнесом, то у тебя на подкорке сидит, что любой проект должен зарабатывать деньги. Но заставлять этот проект деньги зарабатывать, я не собирался. При этом, если он умеет выходить на самоокупаемость, это уже здорово. Потому что мало ли что в жизни бывает: меня не стало — проект умер, как и многие проекты, которые умирают, когда тот, кто его затеял, уходит, в силу тех или иных причин. Иногда физических, иногда каких-то других, — и проект умер. Мне не хотелось бы, чтобы этот проект умер. Если его научить хотя бы чуть-чуть зарабатывать деньги, то тогда он не умрет.

 

— Можно сказать, что «Калининградская книга» приближается к самоокупаемости?

(Александр Мальцев делает жест рукой, который можно трактовать как 50/50.)

— Plus or minus — плюс-минус ноль. 

 

— Насколько он оказался дорогим? 

— В каких единицах? В человеческих душах? Очень дорогой.

 

— А в рублях? 

— Бог его знает… Раз на раз… Если честно, даже не смотрел.

   

«Купить контейнер и ждать полгода? Это самоубийство»

— С 2022 года бизнес регулярно жалуется на рост себестоимости продукции. С книгами произошла такая же история? 

— Чтобы сделать книгу книгой, нужны простые вещи: бумага, обложечки, разные материалы. Когда все логистические цепочки начали просто разваливаться, всем в бизнесе пришлось пережить этот этап. Мы имели контакты, отсрочки платежей, товарные кредиты, и вдруг это всё развалилось. Перестраивались на всякие азиатские поставки и прочее. За счет этого был существенный рост логистических издержек и самих цен на товары. Сейчас это немного нивелировалось.

 

— За счет чего? 

— Логистика устаканилась. Сегодня мы можем купить бумагу в Индии, Индонезии и Китае. Купить целый контейнер и ждать полгода, как это делали первые ребята, которые рискнули пойти этим путем? Это почти самоубийство. Но есть очень крупные компании, которые работают на нашем бумажном рынке. Мы сделали ставку на то, что пошли все-таки к ним. У них первые цены были дикие: они их страшно задрали!

 

— Потому что, грубо говоря, еще не понимали, что происходит?

— Они не понимали, что происходит, и все возможные риски вложили в эти цены. Этот момент нужно было пережить, он [длился] почти год.

 

— Федеральные участники издательского рынка говорили, что ожидают проблем с бумагой и красками. Но, как я понимаю, серьезного кризиса не случилось. Просто цены поднялись? 

— Мы не очень этого боялись, мы прекрасно знали, что такое китайская бумага. Мы сделали очень просто: мы аккумулировали в Польше на складе у нашего партнера бумагу (что-то брали сами, что-то он нам добывал), дальше посылали фуру и привозили этот микс. В том числе в Европе была китайская бумага. Она там очень приличного качества: если [непосредственно] в Китае возьмешь, то не всегда было понятно, что к тебе приедет. Здесь было понятно: был входной контроль в Польше, это удобно. Мы знали, с чем сталкиваемся: тот же Sinarlux — основная этикеточная бумага. ГК «За Родину» на ней работает — дорогая этикетка очень хорошего качества. [Sinarlux] в Европе-то никто и не делает почти, в основном Индонезия.

 

— Раньше, как я понимаю, использовалась литовская бумага.

— Литовцы — это одна из таких же точек-аккумуляторов. Бумага — это финны, шведы, итальянцы. 

 

— Как вы считаете, с китайской бумагой потерь в качестве не произошло? 

— Небольшое. Китай брал и внедрял в свое время лучшие технологии. Другое дело, что они их, извините, очень хреново осваивали. Даже на очень хороших технологических линиях они делали не очень качественную бумагу. Но поскольку они стремились попасть в Европу, а Европа их несколько раз завернула, они научились это делать. Поэтому сегодня китайская бумага далеко не самого плохого качества. 

 

— Ее стоимость? 

— Чуть ниже, но за счет логистики мы получаем то, что получаем. 

 

— Примерно то на то и вышло?

— Повыше, потому что инфляционные процессы идут во всем мире. В том числе в Китае.

 

— Некоторые издатели говорили о российской бумаге. Как вы ее оцениваете? 

— Смотря какая…Думаю, что газетчикам она идет великолепно. Для простых книг она тоже идет, но если мы делаем какой-то глянец, то наша бумага не подходит. 

 

— Мы не догоняем пока по качеству? 

— Да, этикетка и хороший глянец — нет. Очень мало хорошего глянца, а этикетки нет вообще. 

«Спасает только тираж» 

— Книга —- это низкомаржинальный продукт? 

— Если это хороший, художественный красивый альбом, то там маржинальность может быть достаточно большая. 

 

— Такие, как у Дмитрия Вышемирского, выходили?

— У Димы хорошие альбомы выходили, но он их печатал в Германии. Почему — это «страшная тайна». Были в свое время иллюзии, что здесь не умеют печатать. 

 

— Если большой фотоальбом, как у Вышемирского, то, как вы говорите, маржа большая, а если мы говорим о художественной литературе? Вы как раз собрание сочинений Юрия Иванова переиздаете. 

— Очень мало. Там нет хорошей маржи. Иванов — это отдельный проект: несколько раз звучало, что будет собрание Иванова, считаю, что это человек, который не должен быть забыт. Он интересен и многогранен, поэтому поставили себе задачу сделать его полное собрание. 

 

— Если продукт низкомаржинальный, то вы видите какие-то возможности для снижения его себестоимости? Допустим, берем бумагу другого качества. Были же случаи с газетной бумагой.

— Нет, бумага не спасает, даже если газетную туда поставить. Спасает только тираж. Тиражи на региональном уровне — нет. Поэтому, закупил оборудование, заточенное на небольшие тиражи: мы можем сделать и 300 экземпляров, и 500. И это будет более-менее рентабельно, а небольшая линия, которая начинает [печать], — от 1 тыс.

 

— То есть наличие собственных типографических мощностей все-таки спасает проект. Если бы не было собственного станка, то пошли бы в такой проект? 

— Наверное, нет. Это было слишком затратно. Трудно сказать, насколько наличие собственной типографии снижает стоимость производства, но намного. 

 

«Зачем нам турпоток, который пытается сочинить что-то на коленке с банкой тушенки?» 

— Чтобы тиражи были больше, нужны покупатели. Если смотреть со стороны, то самый очевидный потребитель продукции «Калининградской книги» — это турист. Вы чувствуете увеличение спроса вместе с ростом турпотока? 

— Да. Думаю, что мы подросли по продажам на 25 %. Хорошо помню, что в прошлом году в туристический сезон у нас рост продаж был ощутимый. 

 

— Можно в каком-то смысле вас назвать косвенным бенефициаром таких проектов, как «Русская Балтика», и других по застройке побережья, которые должны увеличить турпоток?  

(Вздыхает.)

— Не уверен. Количество туристов, которые интересуются книгами, — в процентном соотношении это совсем немного, а проект «Русская Балтика» всеобъемлющий. Сегодня Европа борется с таким турпотоком, а мы его развиваем. 

 

— Вы имеете в виду турпоток массовый, без какого-либо качества? 

— Приведу два примера, это испанские проекты. Это Ибица, Балеарские и Канарские острова. Ибица сегодня за муниципальный счет сносит 2–3-звездочные отели и строит более качественные. Потому что лоукостеры из Манчестера на Ибицу, на Тенерифе или Гран-Канарию — 70–80 евро, кружка пива на Тенерифе — 2,5–3 евро, а там 8 фунтов. В пятницу они сели в самолет, в воскресенье вернулись. Что они делают? Ничего хорошего они не делают. Вот этот турист надоел всем, когда молодежь приезжает погулять. Результат — крепко загажено, а кроме как много-много пива и чуть-чуть поесть, ничего. Они не дают ничего экономике.

 

— То есть региональный бизнес, который в том числе ориентирован на турпоток, необязательно ощутит какие-то плюсы от его массовости?

— Конечно. Это турпоток, который привезет с собой как можно больше своего (мы уже сталкивались с этим и частенько видим), который придет в магазин и купит самое дешевое, который не пойдет в ресторан и что-то там будет пытаться сочинить на коленке с банкой тушенки. Зачем нам такой турпоток? Мягко скажем, книги их совсем не интересуют. Это не касается всех. Объем продаж у нас вырос, значит, приезжают много людей, которым интересен город. Выросли гиды. Но делать [турпоток] абсолютно массовым… Надо хорошо подумать, какой туристический продукт мы предлагаем, чтобы ехала та целевая аудитория, которая нужна всем. 

 

— Если мы говорим о том, что основной потребитель — это турист, то получается, самый ходовой товар — это путеводитель с красивыми картинками?

— У нас шикарно работает проект, который мы с женой делали, — карта туристических объектов Калининградской области. Объездили всю область, поснимали всякие красивые вещи (начиная от развалин замков до современных интересных храмов), положили это всё на карту, и востребовано это всё уже много-много лет. Кое-что добавляем или, к сожалению, убавляем. 

 

— Я к тому, что это точно не собрание Юрия Иванова, у которого достаточно жесткие в этом плане книги. 

— Конечно, нет. Хотя некоторые его вещи пользуются спросом. Девочки — молодцы. Если заходит какой-то турист и говорит: «Нам что-нибудь про Калининградскую область». «Возьмите “Танцы в крематории” и почитайте. Вам будет намного понятнее, что такое Калининградская область и всё, что вы видите». Потому что к сегодняшнему городу Кёнигсберг вообще никакого отношения не имеет. И современный облик какой-то странный. У меня ощущение, что еще сложившегося города нет. Но это мое ощущение. Мы просто рекомендуем прочитать. Далеко не все читают, и, если покупают, не знаю, куда они это всё девают. Может, забросили в дальний угол и [даже] не пролистали. Нам бы было очень интересно, чтобы пролистали. Это очень важно донести, что это за город, откуда он взялся, чем он был до этого. Я очень хорошо помню период, когда учили, что история вообще с 1945 года началась. 

 

— Проблема калининградского регионального издательства еще и в том, что у нас есть всего один писатель, который во все литературные хрестоматии вписан. Это Сергей Снегов. Остальные за пределами области, возможно, не так сильно известны, и тут не так много возможностей расширять издательский портфель.

— Наверное, еще все-таки Ерашов (имеется в виду писатель Валентин Ерашов. — Прим. ред.), и, пожалуй, да и, наверное, всё. 

 

— Как вы формируете издательский портфель? 

— Смотрим, читаем, помогаем молодежи — это святое. Необязательно работать с автором. Есть другие проекты. Есть серии: мы выпустили далеко не один путеводитель по области, делали некоторые карты по области. Видовые вещи, открытки, [проекты] о природе — это очень интересно, а мы начинаем это потихонечку утрачивать, Балтийская коса, Куршская коса…Есть несколько интересных проектов с нашими художниками. Книга Юрия Павлова — она сегодня еще не востребована, но лет через 20… 

 

«Сегодняшняя идеологема позволяет быть Трифонову на плаву»

 

— Что бы вы еще видели из возможных издательских проектов, которые бы пользовались спросом? 

— Меня не очень интересовало, чтобы это пользовалось спросом. Формат, который мы задумали, позволяет издавать то, что тебе хочется, а не то, что будет пользоваться спросом.

 

— Получается, что издательство живет за счет других ваших бизнесов.

— В общем, да. И согласитесь, что интереснее…

 

— Когда ты не зависишь от конъюнктуры? 

— Да, никто бы не издал Павлова, потому что сегодня это не пользуется спросом и не будет пользоваться в какое-то ближайшее время, пока это не станет историей.

 

— Если мы все-таки говорим, что могло бы пользоваться популярностью, то почему бы не сделать какую-то условную «литературную звезду» из Сергея Трифонова? 

— Сережа — хороший парень, но его «лапы волка» — это не мое…

 

— Но это продукт.

— Я ровно об этом и говорю, что этот продукт меня не интересует. А я могу себе позволить заниматься, тем, что меня интересует.

 

— На ваш взгляд, если бы кто-то издал «страшилки» из цикла «Лаборатория «Кёнигсберг-13» в книжном формате, то проект бы взлетел или это уже прошлое? 

— Не уверен. Хотя сегодняшняя идеологема (да и не только сегодняшняя, но и вчерашняя) как раз позволяет Сереже Трифонову быть на плаву.

— Какую идеологему вы имеете в виду?

— Что нам НТВ показывает? И далеко не один канал это делает. Придумывать историю — это не самое лучшее решение. У него получается. Получается талантливо, хорошо, здорово, но это не мое. Мне не интересно.

 

— Федеральные издатели часто говорят о внутренней цензуре в издательствах, которая вынужденно существует из-за того, как развивается законодательство. Учитывая специфику нашей региональной истории, получается очень пограничная вещь, которая тесно связана со Второй мировой. Насколько ваше издательство данной истории подвержено? Приходилось ли отказываться от каких-то проектов? 

— Всё очень просто: жить издательство хочет? 

 

— Конечно. Думаю все хотят жить.

— Все. Это уже ответ. Иначе оно закроется.

 

— От чего вы были вынуждены отказываться? 

— Это касается историографии. Многие пограничные вещи, 1944–1945, 1946 год — очень жесткие и совсем не ложатся в ту историю, которая написана и которая ожидаема. 

 

— Когда переиздавали «Закат Кёнигсберга» Михаэля Вика, то даже тогда были общественники, которые писали в прокуратуру.

— Общественники регулярно пишут в прокуратуру. В путеводителе 1996 года (это было наше первое издание, еще типографии не было) мы ориентировались по одной немецкой карте, она 1933–1934 года, то есть ничего немецко-фашистского не было. Но там был один парень… В районе [современного] проспекта Калинина была небольшая улочка… Выяснилось, что он написал один из фашистских гимнов. Вплоть до того, что из Москвы вызванивают: «Что-то тут фашистов прославляют…». Да бог мой, каких фашистов? Мы даем ориентиры, что было и что есть. Это очень важно.

 

— Другие ваши коллеги из издательского бизнеса признавались, что в определенные сложные моменты им удавалось оставаться на плаву за счет издания книг Андрея Кропоткина. Не жалеете, что его на все издательства не хватит? 

— Нет. Мы его не печатаем. Пусть он помогает тем, кто не может себе этого позволить. У него не такие плохие книги. 

 

— Вы не жалеете, что Кропоткин с таким желанием писать и издаваться один такой на всю область? Другие люди из власти или крупного бизнеса не хотят этого?

— Нет

 

— Почему? 

— Потому что и слава богу. 

«Политические прокламации — это мизер»

 

— Давайте поговорим о типографии «Бизнес-Контакт». Вы специализируетесь на этикетке. Если судить по объемам заказов, заметно, что производство у нас в регионе падает? 

— Пока нет, но это смотря у кого. У кого-то падают, а кто-то вообще перенес производства отсюда. Есть два достаточно крупных производства которые, ушли в «большую» Россию.

 

— Как кажется, что самый очевидный вариант работы для типографии — это бумажные СМИ. Их количество точно сократилось.

— Совершенно неочевидно. Это общее представление, что типография — это газеты. Нет. Есть газетные типографии, у нас их две. Мне не был интересен этот сегмент. В свое время мы работали на различные каталоги в супермаркетах. Сейчас они отказались от этого формата, все экономят.

 

— Раньше, когда в муниципалитетах проходили серьезные выборные кампании, у типографии была понятная схема работы: печатали листовки за кандидатов, листовки против кандидатов.

— Это мизер, не надо придумывать. Все эти прокламации — это мизер для любой нормальной типографии. Другое дело, что некоторый ажиотаж — срочно. На этом можно заработать. Все типографии старались на этом заработать. Всё, эти времена ушли.

 

— Вы не жалеете, что сейчас этой политической конкуренции больше нет? Когда одному кандидату нужно было срочно, другому кандидату срочно…

— Зато у нас стабильность. 

Текст: Алексей Щеголев
Фото: RUGRAD, предоставлены издательством "Калининградская книга"