В 2020 году количество обращений предпринимателей в аппарат регионального уполномоченного по правам предпринимателей увеличилось в разы. Если в предыдущие годы их было порядка 300, то за прошлый год к помощи бизнес-омбудсмена прибегли почти 1200 раз.

С какими проблемами столкнулся бизнес в год пандемии, как кризис, локдаун и COVID-19 повлияли на региональную экономику, какой режим налогообложения стал наиболее востребованным для бизнеса взамен утраченного ЕНВД, а также почему таможня «не дает добро» и какие перегибы от контролирующих органов были в год моратория на проверки, в интервью RUGRAD.EU рассказала уполномоченный по защите прав предпринимателей в Калининградской области Светлана Нижегородова.

 

— Чем обусловлено четырехкратное увеличение обращений? 

— Если в 2018 году поступило 312 обращений, 2019-м – 305, то в 2020-м официальных обращений, без учета устных через соцсети, поступило 1154. Это почти в 4 раза больше, чем стандартное среднегодовое количество. На мой взгляд, на это повлияли две причины. Внутренние — в 2020 году была задача повысить узнаваемость института омбудсмена, чтобы как можно больше малых и средних предприятий знали о возможностях омбудсмена по защите их прав, в том числе по представлению интересов бизнеса в судах, при проведении проверок, и, самое главное, по взаимодействию с госорганами. Внешние — COVID-19, кризисное состояние бизнеса (с конца марта было много обращений на горячую линию). Когда мы провели анализ, то оказалось, что из 1154 обращений более 500 составили обращения по ковидной тематике, а 632 — по общим, стандартным вопросам, которые, в принципе, остались в логике прошлых лет: снижение налогового бремени, тарифная нагрузка, административное давление и др. Если брать жалобы, то в 47 % случаев нам удалось частично или полностью восстановить права предпринимателей. Это хороший результат. 

Что касается «ковидных» обращений, это два типа: ограничительные меры: их смягчение, бизнес просил об этом на всех этапах кризиса, вопросы по нарушению ограничительных мер и режима повышенной готовности и меры поддержки: их расширение как на федеральном, так и региональном уровнях, вопросы с ОКВЭД, оперативное урегулирование задолженностей по налогам для получения поддержки. 

Кроме этого, с 2021 года отменили ЕНВД. Соответственно, в прошлом году было много обращений по налоговым режимам. Налоговая тематика всегда была и остается в топе. Тарифы — 2020-й стал годом борьбы бизнеса за снижение роста энерготарифов, экологических платежей. Были вопросы к размеру платы за вывоз твердых коммунальных отходов. И, конечно, таможня, транзит — это классические проблемы для нашего региона. Административное давление — были интересные кейсы по Росприроднадзору, Россельхознадзору, необоснованным проверкам, несмотря на мораторий. Жаловались предприниматели и на различные нововведения, в частности, на маркировку товаров. Уголовная тематика присутствует всегда, вне зависимости от экономических кризисов.   

 

— Каким стал 2020 год для бизнеса в части регистрации новых предпринимателей? Количество представителей малого и среднего бизнеса увеличилось или уменьшилось за пандемический год?

— По сегодняшней статистике, тенденция применительно именно к численности МСП, конечно, негативная. Это был кризисный год, и такая тенденция характерна для большинства субъектов РФ. По данным Единого государственного реестра ИП и Единого реестра МСП, снизилось количество индивидуальных предпринимателей более чем на 2 тыс. (с 32 569 ИП до 30 499). Имеет место снижение количества микропредприятий, включая ИП и юрлица (с 54 712 до 52 035), при этом немного выросло число средних предприятий — с 88 до 107. По мнению ряда экспертов, малые предприятия в целом по России за кризисный 2020 год потеряли около 2,8 трл н руб. оборота. 

Прошлый год в целом ознаменовался падением всевозможных показателей: доходы населения и бизнеса, покупательской способности, спроса. Но если экспертно подходить к этому вопросу, то, на мой взгляд, нужно оценивать не только числовые показатели, но и экономические, в частности, выручку сектора МСП, количество занятых в МСП, фонд оплаты труда малых и средних предприятий. В этом году впервые Сбербанк совместно с институтом Столыпина (Институт экономики роста им. П. А. Столыпина. — Прим. ред.) сделали отраслевую аналитику по росту МСП по стране в целом и регионам в отдельности — индекс роста МСП. В ней есть и числовой, и экономический показатели по МСП за III-й квартал. В исследовании учитывалась выручка, фонд оплаты труда (ФОТ) на одного занятого, количество рабочих мест на одного субъекта МСП в определенных долях. В нашем регионе зафиксировано некоторое снижение выручки МСП в сравнении с 2019 годом, но при этом существенно растет ФОТ на одного сотрудника и общее число занятых в МСП. Получается, что спад численности МСП в целом по стране прослеживается и в нашем регионе, но в части экономических показателей МСП наш регион неплохо смотрится на общем фоне, учитывая количество занятых в МСП и размер ФОТ. 

Интересно, что в упомянутом исследовании также сравнивались II и III кварталы 2020-го — как раз, когда ввели такую долгожданную меру поддержки для малого бизнеса, как снижение страховых взносов по зарплате с 30 % до 15 %. В результате всего за один только квартал произошло резкое обеление бизнеса, увеличились ФОТ и численность сотрудников в МСП. Бизнес давно говорил о том, что снижение страховых взносов приведет к увеличению официально нанятых сотрудников, зарплат, к отчислениям НДФЛ в бюджет. На мой взгляд, эти цифры стоит серьезно проанализировать и, руководствуясь таким опытом, в том же ключе подумать о корректировке и других налогов. 

 

— Сколько самозанятых зарегистрировалось в Калининградской области? Эксперимент удался?  

— По информации ФНС России, на 1 января 2021 года в регионе было зарегистрировано 8 869 плательщиков налога на профессиональный доход (НПД). Мы помним, что на 2 тыс. снизилось число индивидуальных предпринимателей, и, скорее всего, часть из них перешли в самозанятые. Тем более что налоговая служба разбивает самозанятых на физических лиц (6698) и индивидуальных предпринимателей, одновременно применяющих НПД — таких 1171. Если говорить об эксперименте в целом, то цифры достаточно неплохие, особенно с учетом изначально неоптимистичного настроя в предпринимательской среде. В июле народ осторожничал и боялся нового режима. Но развернутая информационная компания, анонсированные привилегии для самозанятых в период пандемии, простота в оформлении, поддержка, которую в конце прошлого года начал оказывать самозанятым центр «Мой бизнес» — всё это подстегнуло людей регистрироваться. 

— Предприниматели из каких отраслей преимущественно выбирают НПД? За полгода работы можно назвать плюсы и минусы спецрежима? 

— В топе отраслей были перевозки (такси), аренда недвижимости и личные услуги (репетиторы, парикмахеры), а также мелкое производство, например, на дому. Из плюсов — это простота в регистрации, отсутствие отчетности. В этой части налоговые органы действительно хорошо отработали. 

Основная тенденция у самозанятых — это пришедшее, наконец, понимание того, что вести предпринимательскую деятельность полностью нелегально, без какой-либо регистрации, сейчас невыгодно. В отсутствие легальной регистрации человек полностью выключен из экономической деятельности: нельзя заключить контракт, взять кредит. Поэтому появление НПД и подстегнуло многих к легализации бизнеса. Кроме того, 4–6 % налога — это немного, ведь не нужно платить страховые взносы, как будучи ИП, которые уплачивают ежегодный фиксированный взнос (более 40 тыс. руб.), причем вне зависимости от суммы получаемых доходов. 

Минусы. Первый состоит в том, что государство объявило об отсутствии административного контроля за самозанятыми, но предприниматели потихоньку поднимают вопрос о том, что в конечном счете проверки будут. И нормы, которые предусмотрены для предприятий, скорее всего, для самозанятых применяться не могут (санитарные и др.).

Второе. Нет четких критериев разграничения, где нужно использовать гражданско-правовой договор, а в каких случаях компании могут без опаски работать по договору с самозанятыми. Поэтому многие компании осторожничают и боятся работать с самозанятыми гражданами, опасаясь возможного привлечения их к ответственности, например, по факту перевода работников в статус самозанятых. В данном случае, конечно, нужны четкие критерии по рискам работы (возможно, их, конечно, установит практика), чтобы негатив этот снять.

Третий вопрос, который поднимают предприниматели, — это взносы. С одной стороны, не платить их выгодно в отдельно взятом моменте времени, с другой — некоторые думают о пенсии. Я думаю, что этот минус отчасти закрывается системой добровольных взносов. В-четвертых, до конца непонятен правовой статус самозанятых как субъектов предпринимательства. Даже мне как бизнес-омбудсмену формально сложно даже чисто юридически с ними работать, потому что я все свои полномочия осуществляю в отношении субъектов предпринимательства. Сейчас самозанятые уже включены в структуру поддержки МСП, но юридически субъектами предпринимательства они до сих пор не являются. Получается такая пограничная прослойка между предпринимательством и получением личного дохода физическим лицом от профессиональной деятельности. Хочется надеяться, что из числа многих самозанятых в итоге появятся предприниматели или компании с наемными работниками, собственными производствами — это будет полезно для экономики.

— На ваш взгляд, НПД удастся сохранить свою популярность среди бизнес-сообщества?

— Первое время мы наблюдаем и будем наблюдать существенный интерес к режиму самозанятых, во многом за счет обеления определенных сфер деятельности. По сути, это и было целью его введения. Думаю, что в дальнейшем такой резкий рост регистрации в качестве плательщиков НПД замедлится. А о его популярности можно будет судить только по прошествии нескольких лет его общероссийского применения. Конечно, популярность режима будет напрямую зависеть и от действий государства в отношении самозанятых: от стабильности существующих сейчас налоговых условий, уровня господдержки и административного контроля.

На мой взгляд, имеются и экономические предпосылки, и вполне понятная логика для более широкого распространения НПД, к примеру, на мелкорозничных торговцев.  

 

— С 1 января 2021 года отменен единый налог на вмененный доход (ЕНВД). Что выбрал бизнес? Насколько расширение возможностей патентной системы налогообложения (ПСН) повлияло на выбор предпринимателей? Почему применявшему ЕНВД бизнесу продлен переход на другие режимы налогообложения до 1 марта текущего года?

— Отмена ЕНВД в 2021 году — это пример последовательной непоследовательности государства в отношении этого налога. Изначально ЕНВД вводился исключительно как временный режим, но из года в год его применение продлевалось. В итоге ЕНВД уже никто не воспринимал, как нечто временное. Поэтому, когда в 2020 году анонсировали его предстоящую отмену, многие даже не отнеслись к этому серьезно. Но когда предприниматели осознали, что ЕНВД больше не будет, они запаниковали, потому что альтернативы ему не было: низкая налоговая нагрузка, не зависящая от выручки, минимум отчетности, отсутствие лимитов по выручке. 

Однако, согласно официальным цифрам, на начало 2021 года, 97 % плательщиков ЕНВД (12560 предпринимателей) — уже определились с новым налоговым режимом, выбрав между патентной (ПСН), упрощенной (УСН) и общей (ОСН) системами налогообложения. Оставшиеся 3 % воспользуются «льготой» по продлению возможности определиться с режимом до 1 марта. Причем если они не уложатся в этот срок, то автоматически будут переведены на ОСН. 

Плательщики ЕНВД в регионе распределились следующим образом. 216 субъектов выбрали ОСН (менее 2 %). Я предполагаю, что это тот бизнес, который перешагнул критерий лимита выручки по УСН. А также те предприниматели, которые поняли, что для их бизнес-модели сейчас включаться в структуру плательщиков НДС выгоднее, поскольку входящий налог на добавленную стоимость можно принять к возмещению. Так, например, в части развития бизнеса, приобретения основных средств эта система, возможно, окажется более выгодной.  

На УСН перешли 10 294 плательщиков (более 59 %), основная часть из них (6611) выбрали 6 % с доходов, 2683 — 15 % доходы минус расходы. Патент предпочли 37,1 % — это очень хороший результат, потому что ранее патент не был популярен среди предпринимателей, так как был ЕНВД. Но те решения, которые были в итоге приняты и на федеральном, и на региональном уровнях по расширению патента, привели к тому, что на ПСН перешли 6445 предпринимателей в регионе. По сути, именно в рамках патента и был реализован так называемый «бесшовный переход» с ЕНВД. При ПСН также нет строгой отчетности, есть фиксированный налоговый платеж, плюс на федеральном уровне разрешили страховые взносы зачитывать в уменьшение уплачиваемого налога, были максимально расширены виды деятельности. Поэтому практически все ИП перешли на патент, кроме, пожалуй, торгующих маркированной продукцией. Организациям было тяжелее, им патент недоступен, поэтому они в основном выбирали УСН. 

 

— Меры поддержки: от популярных и востребованных до популистских и неработающих. По каким причинам чаще всего отказывали предпринимателям в получении господдержки? Удалось ли преодолеть сегрегацию по ОКВЭД?

— Меры поддержки, которыми воспользовались практически все предприниматели, — это налоговые меры поддержки. Многие их них применялись автоматически, в частности, списание налогов для пострадавших отраслей (полное обнуление налогов за II квартал 2020 года), продление сроков уплаты по налогам также зачастую шло автоматически, а в регионе, кстати, по расширенным спискам ОКВЭД. Снижение страховых взносов — это вообще одна из самых эффективных и позитивно оцениваемых бизнесом мер. Достаточно большое число предпринимателей получили прямые субсидии как федерального уровня, так и регионального. Было много прямых отраслевых субсидий: для компаний сферы HoReCa, ивент-индустрии, частного образования. Конечно, востребованными стали кредитные меры поддержки. Причем так называемые кредиты под 2 % на возобновление деятельности пользовались большим спросом, чем, например, первые зарплатные беспроцентные кредиты. Кредитов на возобновление деятельности только в нашем регионе было выдано на сумму более 4 млрд. руб. Понятно, что сейчас бизнес рассчитывает на их списание за счет государства, хотя с этим также есть определенные сложности.  

Причины, по которым чаще всего отказывали в получении господдержки, — это сегрегация по ОКВЭДам. Сколько мы не бились, чтобы заменить этот подход, например, на процент снижения выручки, сделать это общесистемно не получилось. Основным аргументом государства применимо к системе ОКВЭДов была необходимость оперативного оказания помощи в кризис. Мы всё же просили закрыть проблемы предприятий, которые формально в эти ОКВЭДы не попали, но фактически являлись пострадавшими отраслями. Например, работая по дополнительному ОКВЭДу. По большинству мер поддержки на это не пошли. Единственное, этот тренд немного изменился, когда на федеральном уровне приняли постановление по кредитам под 2 %. В рамках этой меры для ряда предприятий мог использоваться как основной, так и дополнительный ОКВЭД. Это уже означало, что большинство пострадавших предпринимателей смогли воспользоваться этой поддержкой. 

На региональном уровне нас также услышали, и многие меры поддержки были оказаны вообще вне ОКВЭДов, к примеру, — кредиты под 0,1 % от центра «Мой бизнес». Тем не менее, системно сегрегацию по видам деятельности преодолеть так и не удалось.  

— Насколько разумным было количество отказов банков в выдаче потенциально невозвратных кредитов под 2%? Основные причины отказов?

— Отказов было много, так как эта мера поддержки совершенно официально предусматривала возможность банков принимать решение о кредитовании на основании своих внутренних правил и рисков. Но основная причина отказов — всё то же несоответствие по ОКВЭД.   

— Стоит ли рассчитывать на подобные плюшки от государства в 2021 году?

— Бизнес с большой осторожностью относится к 2021 году, потому что, несмотря на окончание локдауна, мы видим резкое падение реальных доходов населения, темпы снижения платежеспособного спроса остаются существенными. Кроме того, потребительский спрос изменился и в качественном отношении, соответственно, бизнесу в экстремальном режиме пришлось подстраиваться под текущую ситуацию, особенно, это коснулось торговых предприятий, когда, например, онлайн-продажи вытеснили оффлайн-торговлю. В текущем году я думаю, что взрывного роста предпринимательской активности точно не произойдет, и в части МСП прогнозы очень осторожные. Что касается господдержки, я предполагаю, что она будет, но уже не в виде прямой раздачи финансовых средств (прямые субсидии, потенциально невозвратные кредиты), как это было в разгар кризиса, а скорее всего, это будут более точечные программы, прежде всего, направленные на развитие, например, от центра «Мой бизнес», льготное кредитование от банков. 

— Наступает время платить по «долгам», в частности, возвращать льготные кредиты под 0,1 %, оплачивать отсроченные налоги, сборы и отчисления в фонды (ФСС, ПФР и т. д.), а также подтверждать соблюдение условий по потенциально невозвратным кредитам 2 % (апрель). Бизнес готов?

— Основная часть представителей бизнеса надеется, что кредиты под 2 % на возобновление деятельности возвращать не придется, они будут списаны. Это сложная история. По этим кредитам предусмотрено два периода, базовый и период наблюдения, когда государство смотрит на соблюдение условий, на которых господдержка была выдана. Базовый закончился 1 декабря 2020 года. Уже тогда стали поступать обращения от предпринимателей, что даже по формальным признакам они не могут выполнить условия. 

В частности, возникли проблемы с формами отчетности по занятости, препятствовавшие переводу кредитов в дальнейшую госпрограмму, а не в период погашения. Абсурдные были ситуации, когда предприниматель сохранил или даже увеличил штат в кризис, но формально по критериям выходило несоответствие кредитным условиям. Этот вопрос поднимался и через региональное правительство, и через федерального омбудсмена. В итоге в конце ноября прошлого года Минэкономразвития РФ выпустило уточнения, и ряд проблемных вопросов был закрыт. Многие предприятия выполнили условия и перешли в период наблюдения. Сложность следующего этапа в ежемесячном сохранении штатной численности в период пользования кредитом, что достаточно проблематично для бизнеса с учетом продления ограничительных мер. Я надеюсь, что Минэкономразвития дополнительно скорректирует, смягчит условия этой программы, как это было сделано в ноябре прошлого года, если в апреле 2021-го поступит много обращений от бизнеса о невозможности соответствовать требованиям программы. Уже сейчас федеральный омбудсмен предлагает снижение критерия численности для списания кредитов с 90 % до 80 %. 

Бизнес брал кредиты, рассчитывая на их списание. Их начали выдавать в пик кризиса, и многие, особенно микропредприятия, брали их, практически не читая условий. Конечно, это было ошибкой. Уже на первоначальном этапе (в июне, июле) многие не могли подтвердить сохранение численности. Представители бизнеса покрупнее чаще даже отказывались от получения таких кредитов, так как не имели четкого понимания, смогут ли они сохранить штат в таких сложных условиях. Было много примеров, когда компании детально изучали условия этих кредитов, и в итоге принимали решения эти деньги не выбирать. Ведь если условия по предоставлению кредита под 2 % не соблюдаются, то сумма возвращается в течение 3 месяцев по стандартной ставке 15 %. Поэтому сейчас проблемы есть у малого бизнеса, который брал эти кредиты в экстренной ситуации, не изучив должным образом условия и не оценив свои возможности. По моему мнению, таким субъектам предпринимательства необходимо помочь, скорректировав условия этой господдержки в сторону смягчения. 

    

— За какие нарушения в период ограничений чаще всего наказывали бизнес?

— Мы активно принимали обращения от проверяемых предприятий. Были рейды Роспотребнадзора, Росгвардии по соблюдению ограничительных мер. Причем некоторые предприниматели говорили, с одной стороны: «Зачем нужны эти рейды, и так тяжело». С другой — добросовестные предприниматели, соблюдавшие все ограничения, видя, что их соседи по сфере деятельности этого не делают, наоборот, говорили о необходимости таких рейдов, и о том, что все должны работать в равных условиях. Что касается обращений по наказаниям, которые попадали в наш аппарат, я делаю вывод, что контролирующие органы достаточно лояльно относились к предприятиям. К примеру, было разбирательство, когда компанию пытались оштрафовать за нахождение клиентов внутри помещения, когда для общепита было допустимо обслуживать гостей только на летних верандах. По процессуальным основаниям нам удалось это дело закрыть без штрафа. Был кейс, когда в результате проверки выявили вместо 4 человек за столом 5. Проблему удалось закрыть небольшим штрафом, порядка нескольких тысяч рублей на должностное лицо. Обращений по полному закрытию предприятий за несоблюдение санитарно-эпидемиологических ограничений в аппарат не поступало. 
  

— Сколько уголовных дел было возбуждено против предпринимателей в 2020 году? Их количество выросло? 

— Если говорить об обращениях в аппарат омбудсмена, то в прошлом году поступило 6 обращений по незаконным уголовным преследованиям, а в 2019-м их было 8. Наблюдается даже некоторое снижение. Основная тематика связана не с уголовным преследованием, а с иными нарушениями уголовного характера в части процессуальных действий: незаконное изъятие документов, нарушение сроков предварительного следствия. Все эти случаи мы отрабатываем с областной прокуратурой. У нас есть несколько непростых уголовных дел, за которыми мы наблюдаем, они тянутся с прошлых лет. Но резкого роста дел по уголовной тематике в 2020 году точно не было. 

— Почему таможня продолжает себя вести как государство в государстве, несмотря на постоянные жалобы, претензии, невозможность вывоза (как, например, по лому)?  

— На сегодняшний день таможенные вопросы — это больная тема и очень сложный барьер для бизнеса нашего региона. Отмечу сразу, что у нас налажено конструктивное взаимодействие с руководством Калининградской областной таможни в рамках подписанного соглашения о сотрудничестве. Но что касается вопросов уровня Федеральной таможенной службы, это всегда какой-то квест. Только вроде бы одна проблема решается, сразу появляется другая. 

Хорошо, что есть возможность выстраивать диалог с ФТС по линии федерального омбудсмена. Я активно участвую в обсуждении проекта нового Кодекса об административных правонарушениях, и по многим вопросам позиция ФТС вызывает просто недоумение. Например, проблема вывоза отходов с территории региона, ведь есть позиция регионального правительства, позиция всего отраслевого бизнес-сообщества, да и в конце концов приняты судебные решения в пользу бизнеса, на которые нельзя не обращать внимания. Но пока мы видим, что ФТС против окончательного решения этой проблемы без каких-либо конструктивных аргументов. 

 

— Мы же говорим о действиях областной таможни на месте. Почему упор идет на решения федерального ведомства? 

— Насколько я понимаю, таможенные органы — это крайне централизованная структура. Уверена, что многие решения принимаются Калининградской областной таможней при согласовании соответствующей позиции с ФТС. Не думаю, что у Калининградской областной таможни есть существенная дискреция в принятии каких-то глобальных решений, особенно если мы говорим об общих подходах к проблемным вопросам региона. Действительно, если есть вопросы, которые находятся непосредственно в компетенции нашей областной таможни, то мы их на месте оперативно решаем, конечно, в установленных законом рамках. Но там, где имеют место принципиальные вопросы, связанные с негативной позицией ФТС: отходы, транзитный контроль и т. д., — то не думаю, что сотрудники нашей таможни здесь пойдут против решений их федерального руководства.  

 

— Законопроект о таможенном регулировании — какие перспективы?

— Проблема, сложившаяся в конце прошлого года по таможенному регулированию из-за трактовки понятия «конечное потребление», надеюсь, будет разрешена. Изменения в 16-ФЗ, которые представил регион, идут в позитивном ключе. Но диалог по проблеме вывоза отходов очень сложный. Из прессы я вижу, что наши переработчики отходов в очередной раз обращаются в суд. И это притом, что суд уже выносил подобные решения в пользу предпринимателей. Понятно, что в России прямого прецедентного права нет. Но все-таки общие выводы, подходы судов нужно учитывать и принимать во внимание, а не действовать так, как это делает ФТС: если конкретный предприниматель выиграл суд, то он может оформить, например, отходы на вывоз, а остальные, не «просудившие» эту историю, — нет. Надо комплексно подходить к вопросу и уж, конечно, слышать выводы российских судов.     

 

— Что с ответственностью калининградских перевозчиков за перевес?

— Это действительно существенный административный барьер для региона, который обязательно должен быть устранен. Ведь если смотреть на ситуацию со стороны, то получается, что зачастую есть российская компания-перевозчик, перевозящая российский товар из одного региона нашей страны в другой, плюс таможня не спорит, что это российский товар, но при этом если есть перевес (даже незначительный), то перевозчик получает штраф. Более того, при таких «перевесах» нет и не может быть ущерба бюджету. Мы помним, товар ведь российский, пошлины и иные платежи с него к уплате не подлежат. Здравой логики в применении такой ответственности к нашим предпринимателям нет, но формально административный состав есть, соответственно, есть и административные дела. 

Сейчас при обсуждении калининградской поправки к соответствующей статье КОАПа, у нас появился шанс внести изменения, но ФТС всё равно против! И аргументы всегда разные: сначала ФТС говорила об отсутствии у нас этой проблемы в регионе, и только после коллективных обращений предпринимателей и ряда судебных решений в пользу бизнеса, риторика поменялась. Потом был аргумент о необходимости вносить изменения   в законодательство таможенного союза ЕАЭС, понимая насколько это сложно. В итоге в прошлом году мы дошли до Евразийской экономической комиссии, где получили позитивный протокол, в котором четко указано, что такой «технический» транзит и должен носить технический характер и ни в коем случае не должен создавать барьеры для свободного перемещения товаров ЕАЭС по единой территории союза. Сейчас, опираясь на этот протокол, калининградская поправка рассматривается в Минюсте применительно к тому, чтобы ее внесли в уже новый КоАП. 

ФТС, как всегда, против. Пока без четких аргументов. Но очень рассчитываю, что нас поддержит Минэкономразвития РФ, региональное правительство, поэтому есть надежда, что эта поправка будет внесена в новый КоАП.        

Кроме того, на площадке ЕЭК я разговаривала с коллегами из Армении и Белоруссии. Так вот Армения в такой же ситуации находится: она отделена от ЕАЭС, и у них первоначально была такая же проблема с транзитом. Они решили ее элементарно на уровне национального законодательства, не кошмаря собственных предпринимателей – налогоплательщиков. 

 

— Когда можно ожидать решения вопроса с внесением изменений в КоАП?

— Сейчас все изменения обсуждаются в Минюсте РФ. Вноситься они будут в рамках принятия нового Кодекас об административных правонарушениях. Я надеюсь, что это произойдет уже в следующем году. Пока все эти вопросы налогоплательщикам приходится отстаивать в судах, и хотя суды в большинстве своем встают на сторону калининградских предпринимателей, мы понимаем, что для бизнеса добиваться справедливости через судебные разбирательства — это долгая и дорогостоящая история. 

Технический транзит не должен подвергаться такому тотальному контролю. Зачем подобный контроль и ответственность, когда транзитный груз идет без признаков перевеса, сторонней перевалки, вскрытия пломб? А сейчас за счет предпринимателя груз взвешивают, перевешивают. Это время, затраты и потом еще сверху, возможно, и штраф. Конечно, в идеале, чтобы эти грузы просто шли без существенного контроля так, как идут грузы, например, из Москвы до Новгорода, — их же никто не контролирует. Но по факту, например, от Москвы до Калининграда грузы идут с потенциальной проблемой перевеса, административного правонарушения и штрафа — вот вам налицо инвестиционный, административный барьеры для развития бизнеса в регионе. 

 

— Можно ли утверждать, что вы аккумулируете предложения калининградского бизнеса, как в случае с торговлей или кейсом с «Содружеством-Соей» получается вам проще донести желания бизнеса до властей, чем бизнесу напрямую? Как функционируют эти механизмы?

— Как бизнес-омбудсмен я очень стараюсь быть связующим звеном между бизнесом и властью. В период кризиса это было очень наглядно. На горячую линию поступали звонки от предпринимателей на различные темы, которые сотрудники аппарата аккумулировали и формировали общие вопросы. Затем они озвучивались на заседаниях оперативного штаба регионального правительства по экономике. Аналогично решались вопросы и на федеральном уровне, так как многие обозначаемые предпринимателями проблемы могли быть решены только на уровне федерального законодательства. В кризисный период такие проблемы также выносились напрямую на федерального бизнес-омбудсмена — для их решения уже на федеральном уровне.

Если говорить в целом, то аккумулировать что-то общее от всего бизнеса довольно сложно. Предпринимательство — это конкурентная среда. Что для одного хорошо, для другого предпринимателя не очень. Поэтому когда я выношу проблемы на уровень правительства, то я либо стараюсь применять какой-то компромиссный подход, чтобы учесть интересы многих предпринимателей либо предлагать несколько вариантов решения для различных отраслей. 

Что касается кейса с «Содружеством-Соей», это была оценка регулирующего воздействия одного из нормативных актов правительства, связанная с ввозом ГМО сырья в Россию. Это как раз пример различных мнений бизнеса по поводу одной ситуации. 

С одной стороны, например, животноводы, которые абсолютно обоснованно полагают, что импортная кормовая продукция может быть дешевле, чем российская. С другой стороны, есть и российские производители кормов, в том числе их объединения: Масложировой союз, Национальный кормовой союз, которые так же обоснованно считают, что открытие рынка импорта сырья приведет к проблемам перерабатывающих производств. Действительно, каждая страна помогает своим сельхозпроизводителям и делает это, как правило, не открытием импорта иностранной готовой продукции, но больше другими мерами поддержки, которые не убивают иные отрасли, в особенности переработку. Это и субсидирование, и иные меры, что я абсолютно поддерживаю. Большинство стран всё же стараются снизить импорт именно готовой продукции, логично предпочитая увеличивать импорт сырья, таким образом, поддерживая внутреннюю переработку. Есть курсы и на импортозамещение, и на поддержание производств с большой добавленной стоимостью, а тут неоднозначная история с ввозом сырья ГМО. Мы детально анализировали этот вопрос с нашим аппаратом, и по итогам в рамках ОРВ я предлагала рассмотреть возможность не продлевать срок действия соответствующего постановления.

    

— Бесконечная маркировка всего и вся — где самая напряженная ситуация, а в каких категориях бизнес, наоборот, смог адаптироваться?

— Первой из отраслей в маркировку товаров вошла фармацевтика, и здесь одновременно на эту проблему накладывается еще и ковидная история. Основные жалобы на маркировку: первое — система работает со постоянными сбоями, второе — дополнительные затраты, которые легли на бизнес в это не самое легкое время. Бизнес оценивает маркировку как дополнительный барьер в работе. К примеру, маркировка молочной продукции идет в дополнение к другим системам отслеживания и контроля — там уже есть «Меркурий», онлайн-кассы, еще будет новая система по отслеживанию товаров ЕАЭС, и сверху — маркировка. 

Бизнес поднимал также и более глубокий вопрос о том, что любой проект, в том числе и маркировка, должен иметь общеполезную цель и видимый результат. Бизнесу до сих пор до конца не понятна цель данного проекта. Если говорит об обелении, то если к меховой отрасли это, возможно, и было применимо, то каков смысл маркировки всех товаров народного потребления? Это не совсем понятно. Следующий вопрос у бизнеса — почему маркировку проводят за счет предпринимателей? Конечно, вопрос по результатам проекта с учетом того, что по фармотрасли мы помним, какие были большие проблемы с работой «Честного знака» и т. д. Я так понимаю, что именно они и привели к тому, что в прошлом году маркировка была переведена в уведомительный порядок, поскольку разработчики не могли решить даже технические вопросы. Хотелось бы увидеть результаты этого проекта, аналитику по обелению рынка или еще что-то, потому что сложностей и затрат много, а общеполезный результат проекта пока не очевиден. 

   

— Поднимался ли вопрос по компенсации затрат на маркировку? 

— Да. Насколько мне известно, нашим губернатором вносились такие предложения на федеральный уровень, но вопрос субсидирования затрат бизнеса на маркировку пока не решен. Прямой помощи выделено не было. 

       

— Количество проверок бизнеса по итогам 2020-го и план на 2021-й — есть ли перегибы на местах? Какие основные жалобы по проверкам?

— Негативные обращения, которые ко мне поступали, рассматривались совместно с прокуратурой, ряд вопросов даже обсуждался на приеме у Генпрокурора в Калининграде. Несмотря на мораторий на проверки, перегибы были. Например, трудовая инспекция требовала предоставить документы на проверку в период локдауна, и это в ситуации, когда предприниматели даже не могли попасть в офис, находящийся в закрытом торговом центре. Компания была оштрафована. В итоги проверочные мероприятия прокуратурой были отменены, виновные наказаны. В конце прошлого года обращались в генпрокуратуру по ситуации с Росприроднадзором. Федерального уровня ситуация, когда в рамках регуляторной гильотины отменили ряд нормативов, 160 методик определения изменений воздуха по негативным выбросам в окружающую среду, ввели одну новую и тут же написали, что все обязаны применять эту новую методику, в противном случае — штраф. Официальное письмо разослали, и, конечно, отраслевое сообщество возмутилось. Мы обращались в Генпрокуратуру, федеральный бизнес-омбудсмен нас поддерживал. Сейчас ситуация выправляется. 

В 2021 году продлен мораторий на плановые проверки для малого бизнеса до конца 2021 года. Но федеральный омбудсмен делает аналитику по административному давлению на бизнес, так называемый Индекс административного давления, из которой четко видно, что плановый контроль с лихвой замещается внеплановым или иными контрольными формами (административными расследованиями, рейдами и т. д.). А ведь бизнесу, по сути, не так же важно, пришли к нему с плановой, внеплановой проверкой или с рейдом, что иногда даже хуже.

Конечно, продление моратория на плановые проверки — это очень позитивная новость, но тут важно не допустить ситуации, когда в рамках моратория одни виды проверок фактически замещаются другими контрольными мероприятиями. Иначе эффект от такого моратория будет минимальным.      

    

Интервью: Алена Иванова
Фото: RUGRAD.EU, предоставлены собеседником