Как в регионе складывалась научно-производственная деятельность по защите побережья и в чем ее главные проблемы на сегодняшний день, RUGRAD.EU рассказал директор СНПО «Балтберегозащита» в 1980–1989 годах (организации-предшественника современного ГБУ «Балтберегозащита»), кандидат технических наук Владимир Лащенков.

— Довелось слышать одобрительные высказывания о масштабных работах по устройству новых бун на променаде в Зеленоградске. Якобы благодаря этому пляж растет буквально на глазах, усиливая популярность курорта. 

— Не рекомендовал бы кричать «ура» и в воздух чепчики бросать. В данном случае стоит вспомнить закон, сформулированный еще Ломоносовым: «Сколько у одного тела отнимается, столько присовокупится к другому». Но и в обратной формулировке этот закон тоже справедлив.

— Что за проблемы возникли из-за появления бун?

— Правильнее сказать, они в настоящий момент как раз возникают, но в полной мере для всех еще не обозначились. О течении, которое уносит песок с нашего побережья в две стороны от мыса Таран, знают многие. Береговая полоса уменьшается в разных местах от полуметра до полутора метров в год. Песок с нашей российской береговой линии, конечно, выносится, в том числе в Литву. Но всё же этот процесс несколько смягчен за счет относительно устоявшегося частичного оседания масс, перемещающихся вдоль кромки берега. И вот в одном месте возникает препятствие в виде гребенки бун. Она задерживает движение песка, заставляет оставаться между бунами. Но что начинает происходить на береговой полосе «ниже» бун по направлению течения? На следующую за гребенкой береговую полосу перемещенные массы больше не попадают даже частично, а вынос с них продолжается, и берег начинает вымываться усиленно. А что у нас за зеленоградскими бунами? Правильно, корень Куршской косы… Не надо быть великим специалистом, чтобы спрогнозировать, как аукнется установка бун в будущем. Благие намерения в данном случае не отменяют действие закона Ломоносова. К тому же установка бун принципиально противоречит основному выводу, буквально выстраданному за десятилетие нашей интенсивной работы. 

Новые буны в Зеленоградске, 2016 г.   

— Расскажите, пожалуйста, об истории регионального берегоукрепления. 

— В советский период о нашем береге реально вспомнили только в 1957 году, когда московский институт «Гипрокоммунстрой» провел первые исследования. Но они носили локальный характер. В начале 1960-х годов изучением нашего побережья уже на постоянной основе стали заниматься московский Институт океанологии Академии наук СССР и его Атлантическое отделение. В его составе создали группу динамики морских берегов. И вот эпохальная веха — это 1970 год, когда на географическом факультете Калининградского госуниверситета была создана лаборатория динамики морских берегов. Она должна была готовить специалистов берегоукрепления и обосновать первую (не единственную, позже были и другие!) генеральную схему берегозащиты Калининградской береговой полосы. Этот дерзкий и, главное, крайне необходимый региону проект создал специалист высочайшего класса, подвижник своего дела Вадим Болдырев. Именно ему принадлежит без преувеличения историческая честь и слава организации полномасштабных берегоукрепительных работ в Калининградской области, в том числе создание в 1972 году областного управления и нашего научно-производственного объединения. Сейчас, кстати, в БФУ им. Канта трудится его замечательная ученица, кандидат географических наук, доцент Ольга Рябкова. 

Вернемся к Вашему вопросу о зеленоградском проекте: я даже не могу позволить озвучить Вам то, что сказал бы по этому поводу Болдырев: настолько суровой и огорчительной для всех нас была бы его оценка. 

— Что же не так с бунами?

— Болдырев был убежден, что всё, что тут буны задержат, далее «туда» не придет, а вымывание продолжится. Ну и при всем нашем патриотическом порыве надо же как-то учитывать и печальный, но очень большой опыт немцев. Они ведь начинали берегоукрепление именно с бун и потом осознали, что придется укреплять все 150 км (!) береговой полосы. Шестую часть этой задачи специалисты Восточной Пруссии успели решить (где-то 200 бун установили). Но и нам немало, согласитесь, осталось. 

Старые буны у так называемого капитанского мостика в Светлогорске (сейчас разобран) в 2018 г.

— Это же огромные затраты!

— Тут дело не только в средствах, но и в необходимости проведения скрупулезных изысканий. Вадиму Леонидовичу на них жизни не хватило, но сейчас появилась такая техника, что это стало возможным. И надо всё собрать воедино, в том числе понимать, что разработки «Гипрокоммунпроекта» — это совсем не макулатура. Надо не забыть, что многие нормативы строительства сооружений устарели, а требования к проектированию, напротив, качественно выросли. Исследования и само берегоукрепление абы кому не поручишь, и только на основании меньшей суммы, заявленной на тендерных торгах, вряд ли правильного подрядчика можно выбрать. Тут надо сразу говорить о специальной государственной программе и особом к ней подходе.

— Отдельная проблема — это коса?

— Вот как раз, подчеркну, совсем не в этом дело. Наш главный вывод, к которому мы пришли после многих лет работы с конца 1970-х по 1980-е годы: «Надо на всё смотреть вкупе, в целостности». Нельзя заниматься всем  вразнобой и по отдельности: каждым пляжем, каждым участком береговой полосы, Куршской косой. То есть систематическая работа буквально заставила нас сделать те же выводы, к которым пришли и немцы за более чем 100 лет своего внимания к береговой полосе, это если считать от даты активной установки бун.

— То есть всё началось очень давно?

— История научных исследований нашей береговой полосы берет отсчет с конца 1820-х годов — с заметок о побережье от Пиллау до Куршской косы. За последующее столетие собралась большая галерея имен тех, кто этим вопросам посвятил свою жизнь. Я бы особенно упомянул имена немецких ученых Готтлиба Берендта, Александра Торнквиста, Рудольфа Брюкманна, Курда фон Бюлова и др. Обязательно надо вспомнить имя латвийского и советского ученого, одного из авторов концепции защиты с помощью бун и много чего еще — Рудольфа Кнапса.

К практическим действиям по берегоукреплению немцы подошли в середине 1870 годов, когда смогли установить первые однорядные деревянные буны со 100-метровым шагом между нынешним Зеленоградском и Лесным. Затем в 1927 году появились большие участки бун в Светлогорске, Зеленоградске. 

А перед самой войной немцы еще более интенсивно начали заниматься берегоукреплением. Придавали ему настолько серьезное значение, что при всем дефиците металла, который существовал в предвоенной Германии, пошли на то, что за 1937–1938 годы установили металлические буны. Их остатки, уходящие в море, можно видеть в Зеленоградске сегодня. В это время они уже сибирскую лиственницу от нас не получали, но, даже понимая сравнительную недолговечность металла в морской воде, пошли на это. 

Новая берегозащита перед променадом в Светлогорске, 2019 г.

— Почему? Откуда такая расточительность? 

— Потому что земля на побережье из-за угрозы размыва теряла стоимость, и, понимая это, любыми способами старались ее сохранить. Вместе с территорией к нам перешла та же самая проблема. Причем в советское время она была двойная, так как в Клайпеде береговая линии почти зеркально прирастала. Литовцы и сегодня этот песок вывозят на большие глубины, чтобы его хоть немного сносило вниз по склону. Если этого не делать, канал станет непроходным. Хотя, скажу попутно, что самые мощные  потоки наносов оседают ближе к Рижскому заливу, то есть в Латвии. Между прочим, скажу, что среди прочих проектов предлагалась организация байпассинга, то есть искусственный намыв за счет переброски избытка песка из той же Клайпеды. Организовать это не так сложно: излишки песка литовцы и так поднимают, он мог бы доставляться не на глубины, а к мысу Таран, откуда естественным путем размывался бы в обе стороны.

— Можно ли сделать вывод, что главная проблема — это деньги, и если на всем протяжении береговой полосы устроить буны, то…

— Это глубоко ошибочное направление мысли. Пляжи не сохранить, если их дополнительно не подпитывать песком. Это тоже принципиальное положение. Такова, к сожалению, сама природа моря, что оно размывает береговую линию. У нас ведь тоже такие голоса звучали, мол, давайте подавать песок из глубины, как это делают, например, во Флориде, Испании, Португалии, где пляжи восполняют миллионами тонн. Но так у нас же на глубинах просто нет песка! Ниже 5 метров глубины у нас только ил и глины. Янтарь на берегу, что мы собираем после шторма, откуда берется? Его же выбивает море из ближайших глиняных пластов.

Так что путь один — ежегодно, подчеркиваю, что именно ежегодно, подвозить песок. Опять, кстати, у нас ведь был опыт, когда в конце 1980-х – начале 1990-х годов в районе аварийного участка Филино – Приморье, из почти 25 млн куб. м мы намыли пляж с максимальной шириной в 140 метров больше 1 км длиной.

— А, кроме бун, существовали иные решения?

— Конечно. Стоит вспомнить старую идею строительства гавани в Кранце, которую совсем не по гидротехническим соображениям буквально утопили в своих слезах местные рыбаки. Они забросали императора Вильгельма II письмами, изложенными в соответствующем тоне, чтобы остановить проект  и не допустить превращения Кранца в более крупный морской центр. С появлением большого мола гавани наверняка появились бы и пришлые крупные рыбодобытчики. Похожую идею устройства мола предлагали и наши черноморские специалисты для Светлогорска — по образцу Сочи сделать большой волноломный мол с образованием искусственного залива. Но я должен сказать, что наличие бун, волноломов — это тысячная часть от темы берегоукрепления. Есть еще факторы разрушающей деятельности человека, водоносные подземные пласты и многое что еще. Рано или поздно все проектировщики приходят к одной мысли — самой эффективной берегозащитой является пляж. Он гасит волну оптимальнее, чем буны, которые задерживают, режут поток, не дают песку уходить от берега. Но, если часть песчаного шельфа уже размыта, это не помогает.

Размывание пляжа под габионами у санатория "Янтарный берег" в Светлогорске, 2015 г.

И опять не устаю возвращаться к важной мысли о том, что без создания  серьезнейшей научно-исследовательской базы не обойтись. Решайте проблемы локально или, наоборот, объединяйте их в группы — результат будет один: без мощной базы и методичного проведения большой работы нынешнего условно-удовлетворительного состояния берега хватит… быть может, что-то еще останется детям. Ну, а далее… Боюсь даже предполагать, что произойдет, но есть вещи значительно страшнее самого страшного шторма. 

— История громких проблем предприятия «Балберегозащита» в последние годы, профессиональный бэкграунд сменившихся  руководителей — всё это не дает поводов для оптимизма? 

— Не могу сказать, что сейчас ничего не делается. Но делается только самое первоочередное. При этом никому не надо заниматься самообманом: и по масштабам, и по научной обоснованности, и по кадровой оснащенности мы даже близко не приблизились к той полновесной работе, что проводилась 40 лет назад. Восторги публики, звучащие на зеленоградском променаде, могут кого-то радовать, но ими берег не защитишь. 

Я никого не хочу обвинять. Просто приходят люди с другими взглядами. Дело не только в молодости, которая убеждена, что до них ничего правильно никто не мог сделать. Есть и профессиональные деформации подходов. Переломным моментом в подходах к берегозащите была смена основного состава специалистов с инженеров-гидротехников на специалистов промышленного и гражданского строительства. Но у нас, инженеров-гидротехников, свое видение и реагирование, а строители думают: они привыкли к более стандартным ситуациям, где почти всё подлежит  математическим расчетам, а результативность может оцениваться объемами освоенных средств. Там это в чем-то оправдано. 

После разрушительного январского шторма 2019 г. в Светлогорске

А море, береговая полоса, где суша, вода, течения, ветра, глубины и многое-многое еще, — там слишком часто требуются уникальные решения. Гидродинамику описать и перевести в формулы очень сложно из-за множества взаимовлияющих факторов. Так что можно «освоить» миллионы и миллиарды, а результат  окажется на копейку, если не минус. Бывает и такое.

— Но, похоже, пока большинством потенциально причастных ситуация воспринимается как вполне терпимая? С короткими перерывами на шторма. 

— И что? Ведь штормов очень давно не было. 

— Разве?

— Когда сейчас бегают с криками: «Шторм! Шторм!» — я всё время с горечью усмехаюсь: «Где шторм? Какой это шторм?» Вы шторм 1983 года помните, когда на ул. Ленина и Курортном проспекте в Зеленоградске вода стояла и едва ли не волна шла? Ветер бушевал — 40 метров в секунду. В противоаварийных мероприятиях потом участвовала вся область: нанизывали покрышки на сваи, использовали всё что можно. Обращу  внимание: тому шторму 1983-го не хватило мощи, чтобы войти в качестве рекордного в хронику региона в качестве самого мощного…Это о чем-то говорит?

Позже, в 1997 году ураган достиг «только» 38 метров в секунду. Когда в Светлогорске и Зеленоградске променад на куски разваливался, плитку повыбивало, а сила ветра не превысила 25-метровую отметку.  

Так что, когда к нам нас все-таки придет настоящий шторм, о нынешнем волнении моря мы начнем складывать исключительно нежные лирические песни. 

Следы разрушения берега и опояски в Отрадном в 2019 г.

— Вопрос об Отрадном. В работе Ольги Рябковой и Андрея Левченкова еще в 2016 году указывалось на критическое состояние устойчивости склонов в этом поселке и в Пионерском. Ученые отмечали, что там нет дренажа.  Участились обвалы, берег отступает со скоростью до 4–6 м в год. Есть риск смещения больших масс грунта. Насколько опасен этот процесс? 

— Поселок Отрадное располагается на глинистых почвах, между слоями которых находятся гигантские линзы грунтовых вод. Авторы публикации правильно бьют тревогу: из-за аномально продолжительных сильных дождей, переувлажения и утяжеления грунта и пр. подвижка слоя на этих линзах может быть внезапной и буквально ужасающей по последствиям. Ну хорошо, не пугают процессы разрушения береговой линии, подтачивание Куршской косы, они слишком медленные. Но неужели никто не понимает, что такое гигантский оползень? Ведь на этом участке побережья сейчас идет интенсивная застройка, что не может не увеличивать нагрузку на грунты. Мы как будто научились быть более бдительными с угрозами терроризма, но совершенно забыли, как страшна бывает стихия.