Как выглядят итоги двухлетней работы министерства здравоохранения в медиапространстве и что об этом говорят в профессиональной среде.

 

У калининградских журналистов много профессиональных привычек: хороших и не очень. Одна из них — подводить итоги работы любого областного министра, сколько бы времени он или она не проработали на руководящем посту. Обычно это происходит вскоре после отставки.

Фактически Александр Кравченко работает министром дольше, чем его предшественники.

Отставное портфолио региональных министров здравоохранения до нельзя похожи: сколько-то миллиардов на обновление материально-технической базы, с десяток обвинений СМИ в человеконенавистничестве и личной ответственности за коррупцию и врачебные ошибки. Если бы Александр Кравченко решил поддаться на курсирующие — особенно активно с середины февраля — слухи о его отставке, то мало кто сказал бы о нем что-то иное. По нашей информации, он не уходит.

С момента его назначения на пост министра здравоохранения региона прошло два года. Фактически Кравченко работает в этом статусе дольше, чем его предшественники Людмила Сиглаева, Александр Выговский и Владимир Вольф.

В новейшей истории региона считалось более честным молчать о том, что происходит в здравоохранении. Сообщения пресс-службы минздрава о том, что проведен ремонт или для поликлиники в удаленном районе закуплено оборудование и приглашен специалист, которого в больнице никогда не было, у широкого круга обывателей вызывают неловкость. Слишком неравнозначными кажутся эти успехи на фоне действительно необъяснимых историй, связанных с гибелью пациентов.

На уровне врачебной палаты региона можно услышать комментарии в духе: «Люди в больницах умирали, умирают и всегда будут умирать». Но никакие другие слова, мягкие и щадящие, не могут сделать темы смерти и болезни менее чувствительными для аудитории.

С начала 2019 года на полосы газет и в телеэфиры федеральных каналов попали несколько кафкианских сюжетов, связанных с калининградским здравоохранением.

Так, с начала года на полосы газет и в телеэфиры, в том числе федеральных каналов, попали несколько совершенно кафкианских сюжетов, связанных с калининградским здравоохранением. 

История со смертью девочки, которую приняли в Детскую областную больницу с одним диагнозом, выписали с другим, причем в тяжелом состоянии, и необъяснимо отправили в третье учреждение, где отсутствует отделение реанимации и где ребенок, в конечном счете, ушел из жизни, — этот сюжет не вызывает ничего, кроме оторопи. Почему такое имеет место быть? Кажется, даже следователи не очень понимают, с какой стороны браться за это дело: медицинскую помощь ребенку оказали, но затем отправили умирать на такси. Вот это что: еще медицина или уже нечеловеческое безразличие? Вопрос из области морали и отношения людей друг к другу или уже уголовного права?

Вопросов, относящихся именно к медицине, в этом случае тоже достаточно. Что вызвало такое состояние? Можно было ли его предотвратить? Сколько врачей во флагманском детском медицинском учреждении должны вести юного пациента, чтобы не пропустить ухудшение ситуации? Однако о медицинских аспектах в России как-то не принято говорить публично. С одной стороны — медицинская тайна и персональные данные, с другой — широкая публика всё равно не поймет. Вот и остаются подобные темы закрытыми, навсегда со знаками вопроса. Это не прибавляет взаимопонимания с потенциальными пациентами при любой команде минздрава.

Болезнь и смерть, и работа рядом с ними — труд заведомо на враждебной территории. В случае с калининградским здравоохранением враждебная территория намного шире. Она затрагивает не только поле болезни, но и государственную систему регулирования с ее законодательными ограничениями, обязательствами и инструкциями, а также непосредственно врачебное сообщество. В региональном государственном секторе минздрава заняты более 15 тыс. человек.

О медицинских аспектах в России не принято говорить публично: широкая публика всё равно не поймет.

Эта система складывалась годами с сопутствующими добрыми традициями и негативными привычками вроде кляузничества, лени, кумовства и неприкрытого использования служебного положения (в сфере культуры ситуация не принципиально отличается, просто затрагивает меньшее число граждан). О десятках таких примеров знает если не каждый «опытный» пациент, то каждый врач и провизор. RUGRAD.EU пишет о коррупции в калининградском здравоохранении последние 11 лет. Вероятно, это дает нам основания сказать, что она появилась не вчера.

В 2016 году мы анализировали, чем обернулись нацпроекты и госпрограммы в области здравоохранения региона начала 2000-х, резюмировали, что оборудование было ненужным и поломанным вскоре после установки. Сложно представить, что работники, скажем, областной больницы, не замечали этого последние годы. Однако публикация с анонимными описаниями горестей работников медучреждения появилась на портале exclav.ru только в марте этого года.

Врачи, которые лет 20 работают с пациентами в Калининграде, как того требует их совесть, комментируют происходящее с иронией: «Создается впечатление, что до Кравченко был рай, а теперь всё сломалось и гибнет». Если судить о здравоохранении только по публикациям в СМИ, то да, впечатление именно такое.

Поэтому, когда ты в роли человека, сопровождающего пациентов, оказываешься вовлечен в больничные дела, то невольно задумываешься о шизофрении: реальность оказывается сложнее и многограннее. Нет, по ту сторону экрана не гуляют единороги, но в мире, полном глубочайших системных противоречий, врачи в больницах действительно спасают людей.

За последние три недели нельзя вспомнить хотя бы одни выходные, когда не связанные друг с другом источники в медицинской среде не сообщили бы в редакцию RUGRAD.EU конфиденциально о новом «злодеянии», совершаемом региональным минздравом и его командой против интересов граждан. Однако при детальной проверке, сопряженной с запросами в контролирующие ведомства, выясняется, что часть фактов просто не соответствует действительности. Так, к примеру, в середине марта медработник, не связанный с медучреждением на ул. Летней в Калининграде, сообщил, что там прекращены всякие операции из-за распространения внутрибольничной инфекции. Эпизод с закрытием подтвердился, но носил иные масштабы. В настоящее время три операционных закрыты на плановый ремонт.

«Ремонт — это плохо или хорошо? Я вот думаю, что, скорее, хорошо, если учесть, что его не было до этого 30 лет», — отзывается один из работников.

Врачи, вовлеченные в круговорот информации не только на уровне слухов и следящие за новостями, констатируют, что сомнения в том, что минздрав всё делает правильно, есть у многих. Но за этим обычно идет уточнение: «…Но мы только привыкли нормально работать с адекватными руководителями». Во фразе «нормально работать», которую слышишь от работающих на переднем краю, непосредственно с пациентами, наверное, и заключается максимум положительной оценки, на которую может претендовать любой руководитель регионального минздрава.



Редакция Калининградского делового портала RUGRAD.EU

Фото: Юлия Власова