«Суд, вынося приговор, способствует распространению наркотиков?»
В июне 2022 года Ленинградский районный суд оштрафовал адвоката Марию Бонцлер на 60 тыс. руб. за публичные действия, направленные на дискредитацию использования Вооруженных сил РФ. Формальным поводом для административного дела стало участие адвоката в судебном процессе, где Бонцлер защищала интересы калининградцев, которым инкриминировались аналогичные правонарушения. Сторона защиты адвоката указывала, что в действиях Бонцлер отсутствует состав вмененного правонарушения, поскольку она «доносила до суда не свое личное мнение, а позицию и мнение доверителя». Также упоминалось, что ФЗ «Об адвокатской деятельности» запрещает вмешательство в адвокатскую деятельность или воспрепятствование ей.
Однако суд первой инстанции в своем постановлении все-таки признал Бонцлер виновной в правонарушении, предусмотренном ч. 1 ст. 20.3.3 КоАП РФ. В решении, в частности, цитируется Кодекс профессиональной этики адвоката, а именно положения ст. 10 данного документа, где сказано, что «закон и нравственность в профессии адвоката выше воли доверителя». «Таким образом, действия, в том числе выражение своего мнения относительно обстоятельств дела, осуществляемые адвокатом с целью защиты своего доверителя, должны соответствовать закону, а не нарушать его», — отмечается в постановлении суда.
Некоторые видят в процессе Марии Бонцлер «частный случай», однако часть экспертного сообщества предполагает, что если указанное событие создаст прецедент и подобная практика будет растиражирована, то это может нарушить принцип состязательности сторон в судебном процессе. Фактически адвокаты будут лишены возможности цитировать позицию собственных доверителей. Аналогичную практику могут начать использовать в судебных процессах и по другим уголовным и административным статьям. RUGRAD приводит мнения экспертного сообщества региона.
Евгений Галактионов, президент Адвокатской палаты Калининградской области
«У нас (Адвокатской палаты. — Прим. ред.)есть позиция закона. По закону адвокат в защитительной речи не может отказаться от позиции обвиняемого. Всё, что сказано в этой речи, не может быть истолковано как распространение каких-либо сведений, поскольку она целиком и полностью консолидируется и зависит от позиции обвиняемого. Она (Бонцлер. — Прим. ред.) же не могла сказать, что там не идет операция, она могла лишь подтвердить, что сказал клиент. Ни больше, ни меньше.
Пока это единственное дело такое в стране. Мы доложили в Москву в комиссию по защите прав адвокатов, которую возглавляет Генри Резник, обговаривали этот вопрос. Он считает, что надо идти до конца.
Поймите, это как если человек говорит: «Я не виновен в убийстве». Что должен сказать адвокат? Что он виновен? Нет, он должен сказать: «Он в убийстве не виновен». <...> Бонцлер не говорит, что я со своей собственной позиции, вот лично сама заявляю, что там идет вместо спецоперации… Она говорит, что заявляет это исключительно как позицию доверителя.
Ссылка на Кодекс профессиональной этики адвоката не относится к этому случаю. Бонцлер в данном случае закон не нарушала. Адвокат не может совершить безнравственные поступки. Но, выступая в защитительной речи, он оперирует только теми понятиями, которые выражают доверителя. Она пытается донести до суда позицию, а позиция не уголовно наказуема. Адвокат не может занять иную позицию. Даже если есть такая декларативная форма, что закон и нравственность выше воли доверителя, то она относится к другим случаям.
Это частный случай. Сейчас привлекается председатель палаты из Удмуртии: выложил в сетях пост. Но он же это не в защитительной речи сказал. Это был пост. Если бы был пост и она сказала [в нем] то, что она сказала, то была бы одна ситуация. В зале судебного заседания, рассказывая о том, что говорит ее доверитель, она поясняет, что доверитель так выражает свою волю.
Адвокат должен быть дипломатом. Бонцлер, при огромном моем уважении к ней, являясь председателем Комитета солдатских матерей Калининградской области (Комитет солдатских матерей, который возглавляла Мария Бонцлер, в 2018 году как юрлицо был исключен из ЕГРЮЛ. — Прим. ред.) в данной ситуации немножко потеряла… Причина в том, что изменился закон. Когда она выступает и говорит в защиту солдат, это одна ситуация. Когда она говорит про политическую ситуацию — это второе. Самое главное, всё это можно было сказать другими словами. Поскольку государство у нас начало пристально следить и есть аудиозапись процесса, то получилось то, что получилось. Но мы говорим о том, что это не было сказано на улице. Это сказано при разбирательстве этого дела. Конечно, нельзя расценивать это как публичные высказывания. Частный случай, когда адвокат доносит судье позицию доверителя. Это не было распространением сведений, так как он донес позицию до судьи. В этой ситуации не было сведений, которые направлены неопределенному кругу лиц. Были сведения, которые [направлены] в зале судебного заседания исключительно судье.
Если привести аналогию из другого вида процесса, то заявления адвоката о частной жизни, полученные не со слов его клиента, не могут являться оскорблениями».
Дмитрий Перцев, адвокат, президент Ассоциации независимых юристов
«Считаю, что адвокат не должен привлекаться к ответственности за свою профессиональную деятельность в зале суда, за те действия, которые направлены на защиту подзащитного. Нельзя говорить, что у адвоката есть умысел на совершение какого-то правонарушения. Выступая в защиту своего клиента, он выполняет возложенную на него государством функцию: он защитник, у него особый статус. За эти действия, считаю, нельзя его привлекать к ответственности.
Речь [в Кодексе профессиональной этике адвокатов] идет о том, что нельзя нарушать закон. Нарушение закона — это правонарушение, оно состоит из определенных элементов, в том числе должен быть умысел. Здесь нельзя сказать, что адвокат нарушает закон. В противном случае, если в обвинительном заключении будут [приводиться] цитаты из экстремистской литературы, то что? У нас прокурор, утверждающий обвинительное заключение, нарушает закон? Суд описывает в приговоре какое-то нарушение, и он тоже нарушает закон? Суд, вынося приговор по делу о распространении наркотиков, он что, способствует распространению наркотиков, описывая данный вид деятельности? Судья, который выносит много приговоров по делу о распространении наркотиков, он активно способствует распространению информации о наркотиках? Конечно, нет. Он занимается профессиональной деятельностью. Так же и адвокат. Если цитата в защитительной речи направлена на то, чтобы доказать отсутствие вины подзащитного в инкриминируемом правонарушении, то нельзя сказать, что он умышленно какую-то запрещенную информацию распространяет. Он делает это в рамках профессиональной деятельности.
[Если не удастся оспорить приговор], думаю, что это будет удар по авторитету адвокатуры. Де-факто будут введены ограничения на профессию. Будет некий прецедент, который будет активно применяться дальше. И не обязательно по данным статьям, но возможно и по другим. Вполне возможно широкое применение, ограничивающее деятельность адвокатов.
Адвокату необходимо будет взвешивать каждое слово в рамках своей профессиональной деятельности. Имущественных споров это, может быть, в меньшей степени коснется, но есть административная и уголовная ответственности (в том числе за распространение всякого рода информации, которая может трактоваться достаточно широко). По этим статьям выполнять профессиональную функцию защитника адвокату будет очень сложно. Потому что нельзя будет в ходе защитительной речи раскрыть свою мысль, донести ее до других правоприменителей.
Допустим, есть дело по экстремизму. Инкриминируется некий экстремистский текст, высказывание и прочее. Прокурор в обвинительной речи, а следователь в обвинительном заключении что-то там цитируют, описывают, чтобы дать понять, в чем экстремизм заключался. Эксперты исследуют текст, в заключении описывают и показывают, в чем экстремизм, опять же, цитируют. Никто из них к ответственности не привлекается. Им можно. Когда адвокат что-то цитирует, то он почему-то становится «соучастником». Хотя он в каком контексте это цитирует? В контексте выполнения своей профессиональной функции. Он же не просто ходит и говорит об этом публично? Он говорит в рамках профессиональной функции защитника.
Допустим, речь идет об оскорблении, о какой-то неприличной фразе. Вы же как филолог должны как-то рассуждать, прилично это или нет? Может, в рамках этого вы решите упомянуть некое неприличное слово. Но вы же не просто матом в зале суда ругаетесь, вы выполняете свою функцию».
Владимир Никитин, уполномоченный по правам человека
«Я против, чтобы адвокатов привлекали к какой-либо ответственности за выполнение ими профессионального долга. Если она (Мария Бонцлер. — Прим. ред.) добросовестно и честно выполняла свой долг защитника (я не в курсе дела, что ей вменяют), то считаю, что ответственность на адвоката распространяться не должна».
Александр Саленко, специалист по конституционному праву, кандидат юридических наук
«Адвокат выступает в суде от имени и поручению [доверителя] и озвучивает не какую-то отсебятину, а позицию доверителя. Доверитель может считать, что закон является неконституционным, и впоследствии даже оспаривать конституционность данного закона.
Это выбивает конституционное право на защиту: адвокату связывают руки, и он не может изложить позицию доверителя. Задача в суде — разобраться, имело ли место [нарушение закона]. Как оценить само высказывание, если его не озвучивать?
Если мы берем статью по экстремизму 282 УК РФ («Возбуждение ненависти или вражды, а равно унижение человеческого достоинства». — Прим. ред.), то там воспроизводятся тексты или фильмы, эксперты оценивают, и спор идет в том числе с указанием на конкретные цитаты. Вопрос в том, если нельзя цитировать, то как можно [защищаться]? Мы пришли в суд, чтобы получить наказание или все-таки провести прения сторон и услышать мнение суда?
Я бы сказал, что если решение первой инстанции не будет оспорено, то это будет удар по адвокатуре. Надеюсь на корпоративную солидарность [адвокатов], что они будут оспаривать. Адвокатура — важный институт гражданского общества, она принципиально автономизирована, и это важно сохранить. Чтобы сохранить институциональную независимость, надо бороться за права адвокатов.
Конечно, я вижу, что этот принцип (когда нельзя процитировать позицию доверителя. — Прим. ред.) может перекинуться и на другие дела. Особенно по ст. 282 УК РФ — там такая же статья, споры о высказываниях. То, что эту правоприменительную практику могут распространить, — это абсолютно [так]».
Текст: Эдуард Савенко
Фото: RUGRAD, vk.com